И
Я пью прив'ялу тишину сада,
как стынет поздний холодок,
и слушаю Шехерезаду,
что знала тысячу сказок.
До меня протянула ладони:
«Я давно жду тебя - приди!»
А на голубой оболони
всплывает серебряный парень.
За садом сфера и поле.
Эй, сколько идет туда троп!
Не переслухаю никогда
Шехерезадиних сказок!
II
Стонала ночь. Уже острые хвои
прокалывали бельма дня,
и сине-золотые молнии
дразнили відгульня-коня.
Взыграло туч армада -
а ты, опаленная на огне,
ты, вся любовь и вечная измена,
летела охляп на коне.
Под копытом трещали ребра,
впинались глаза в образы -
а ты розпліскувала ведра
передсвітанної грозы.
Из бурь, о молодая гонице,
ты пролила свое данность -
и миром гомон и стрілиці
дзвінкокопитного коня.
III
Помережав вечер кучерявый
ледяными решеткой окно.
Жовтожарні там горят зарева,
голубое кипит вино.
А за решеткой последнюю мычко
допрядає скалоокий день.
Вижу смех твой сквозь снежную мжичку,
слышу голос ветряных песен.
Пока ты манитимеш из надземных,
очарованных тобой берегов?
Я не хочу потороч тайных
И тяжелых морочних снов.
Проведи меня в просторы метелями,
где метелица размашистая шишка
и смерком дремлет и леденеет
над пушистыми сугробами пашня.
IV
Я увидел тебя из трамвая.
Ты все та же; голубая и ясна,-
только я, только я не розмаю
снежного сна.
Ты пришла в вербляницю: «Здравствуй!
Обо мне-пусть ивы цветут:
не буду топтать синего хохлатки,
в глухую выезжая путь».
|
|