И
Ох, и тростниковая же река Оскол! Ох, и рыбная же она, ох же и вутяна!
I вутяна, i дупеляча, i бекасинна!
А какая вода в Осколе!
Кроткая, ласковая, мягко-шелковая!
Как уплыть из города, с Куп'янки, Осколом по течению, километров за 20, на холме раскинулось село Сеньков...
Под Сеньковом Оскол-река делится на три рукава-русла; а между теми, между рукавами-руслами, - острова, буйным камышом закучерявлені; камышом, рогозой, осокой, дикой мятой...
"Ой, шумит камыш и лепехуватий", что-то свое шуршит-говорит светло-зеленая куга и пахнет, - дышит - так пахнет, - дикая мята-рута!
Среди камышей тех густо-буйных озера-свичада, а на озерах кувшинки, а на озерах белые лилии и ковры-ковры-ковры из темно-зеленой ряски...
А среди озера - плеса, где сбрасываются щуки, как корыто, где пускают пузыри золотистые караси - "Ну, ей-богу, как лопата", i лини - "Ох, и лини, вы никогда не поверите!"...
И падают на те озера чирята, падают кряквы и широконоски...
И везде, везде, между камышами рек наших, - небольших и небольших, - обязательно "белое" озеро i обязательно "камышеватое". А потом уже названия озер-свічад пошли или от фамилии колишьного хозяина, или от какого-то события, что ее свидетелем были те свичада-озера...
Может, сеча там была с турками или татарами, может, какая-то буйная или смирная головушка смерть в том озере приняла, то и будет тогда "татарское" альбо "турецкое" озеро, "Марусине", "Иваново" озеро...
А, может, князь какой-то древний над озером шатер свой раскидал, как на печенегов походом шел - тогда его аж с древних времен прозвали "князь-озеро"...
А правнуки наши прозиватимуть озера на реках на наших, где страшные сечи с гитлеровцами происходили, - "Колпак-озеро", "Молодой-озеро", и вообще "Герой-озеро"...
...А возле села Сенькова, под горой, где закучерявився "Рожок"-лес, есть озеро Сердюкове и есть озеро Кирмасове...
I на Сердюковому озере, и на Кирмасовому - ряска и кувшинки и лилии, и мятный пах, i камышовый шум, и караси, и щуки, и сомы...
- Вы на Кирмасовому были?
- Нет!
- Ой! И там же качви того, как навоза!
II
Вы когда-нибудь охотились с крякухою?
И вообще вы знаете, что такое есть крякуха?
Не знаете?
Ай-ай-ай-ай! Как же это так, что вы не знаете, что такое кр-якуха?!
Крякуха, или как ее еще зовут - "подсадная" утка, такая будто себе обычная внешне уточка, меньше домашней, меньше кряквы, но больше чиря.
Кое-кто уверяет, что крякуха - это помесь дикой и домашней утки, для того, мол, чтобы добыть уток-крякух, надо весной пустить домашнюю утку на озеро, чтобы ее там "потоптал" дикий селезень, и тогда, с таким вот способом оплодотворенных яиц домашней утки, вылупятся крякушенята...
А получается, что вовсе оно не так.
Крякухи, особая порода утки, выведенные, как нам рассказывали, давненько уже в Тульской будто губернии, откуда они и распространились по всей стране.
Крякуха серенькая, окраской перьев смахивает на крякву, но меньше, как уже говорено, от кряквы.
Характерная ее особенность та, что когда она видит или слышит даже в воздухе лет то одиночной утки, утиной стаи, она "кричит", "крякает", призывая своих летающих родственников присесть к ней познакомиться.
- Ках! Ках! Ках! Пожалуйте ко мне! Ках! Ках! Ках! Очень вас прошу! Ках! Ках!
Вот, значит, и правит крякуха за приманку для диких уток.
Хотите знать "технику", то есть, как крякуху пускать на озеро, на реку, чтобы она вам уток підманювала?
Очень просто.
На одну лапку в крякухи нашивается чулочек такая кожаная, а к той чулочки кольцо прикреплено небольшое.
На длинном шнурке, что привязывается к кольцу на крякушиній лапке, прикрепляется "грузило" - то гирька, или просто себе важкенький камень, который погружается на дно в озере, а на шнурке плавает привязана крякуха, как на котві, на якоре.
Даете ей небольшую площадь, ну так четыре-пять квадратных метров плеса, где она, купаясь и тихонько кахкаючи, плавает.
А вы на лодке забираєтесь в густую кугу или в камыш, замасковуєтесь, сидите и ждете...
И, сидя, от скуки разговаривает с крякухою:
- Тась! Тась! Тась!
А она вам в ответ тихонько и ласково:
- Ках! Ках! Ках!
Вот крякуха резко и тревожно, словно захлебываясь:
- Ках-ках-ках! Ках-ках-ках!
В голосе тревога, беспокойство, истерика, и сама она словно нырнуть в воду собирается.
Следите! То коршун-ястреб надзоров вашу крякуху и кружит над ней!
Не ловите гав! Ибо стрелой упадет ястреб, и не будете вы крякухи...
Пильненько всматривайтесь, не мелькнет в воде или на камыше тень от крякушиного истребителя...
И не сомневайтесь, как заметите его:
- Бах!
Встрелили вы ястреба не встрелили, однако одігнали; второй раз вряд ли захочется ему полакомиться вашей крякухою...
Успокоилась крякуха, успокоились...
Слышите снова:
- Ках! Ках! Ках!
Но это "ках" какое-то стремное, безразлично...
То птичка пурхнула через озеро; может, камышевка, может, он, а может, по рясці пробежала чорнявенька дикая курочка.
И снова тихо...
И вот вам призывное:
- Ках! Ках! Ках! Ках! Ках!
Сколько нежности и лукавого кокетства в голосе...
- Я здесь! Я здесь! Ко мне, друзья!... Вы смотрите вверх - проплывает стайка чирка... Не все обязательно садятся на крякушин призыв, но часто все-таки садятся...
III
Ну, пойдемте с вами на озеро Кирмасове. Оно недалеко от села - ну, может, за километр... Там, в Кирмасовому озере, дед Кирилл караси ловит, там в камышах стоит его лодка, а более камышом сохнут распятые сети...
- А же вы попадете в озеро? - спрашивает дед Кирилл. - Я завтра сети не ставлятиму, пойдите, посидите с крякухою. Вчера я, как уїздив в озеро, таких селезней ізнялося, - штук, мать, с девятнадцать! I чирята были... Только же вы попадете в озеро, потому что тропинка туда осокой, едва-едва заметна? А само оно, озеро, густым камышом обросший. С дороги никогда не скажете, что там есть озеро. Может подойти к вам и провести? - предлагает свои услуги дед Кирилл.
- Нет, дед, вы расскажите, какие приметы к тому озеру, где возвращать на тропу через осоку! Я сам утраплю, а вы поспите, потому пойду я рано утром, на рассвете!
- Так, вы так, - поучает дед Кирилл, - пойдете этой дорогой более Осколом в лес "Рожка"... Пойдете, слева под горой увидите стога сена. Один стожок, другий. третий. Как уже насчитаете три стога, пройдите немного дальше и смотрите справа. Будут над дорогой берестки. Да дойдите вы до самого последнего берестка, он найтовший, там уже и смотрите на осоку. Берег там весь в осоке. Там вы запримітите такую через осоку будто тропу. Она, собственно, не тропа, а так будто осока немного примята, потому что никто туда в озеро не входит, кроме меня. Вы и идите по той тропинке к камышу. Там увидите в камышах вроде такие "ворота", как подойдете близко к камышу, потому что издали тех ворот не видно. Когда доходитимете к камышу, будет вода, но ее, воды той, не глубоко, в сапоги не наберете: идите смело. Как войдете в камышовые "ворота", увидите моего лодки. Лодка, сказать правду, плохонький, течет, и там он лежит, - будете выплескивать. Поток чертов лодка! Это уже третий год, как он течет: никак не соберусь законопатить и бочку посадить. И то ничего, он выдержит, чаще только воду вихлюпуйте. Весельце с собой возьмите, потому что я без весла сети представляю, я с палкой. Плывите проливом между двумя стенами из тростника, пролив хоть и узенькая, но лодка пролезет, - она вас и выведет в озеро. Только смотрите, не заденьте и не поваляйте моих сетей. Как выедете в озеро, направляйтесь на тот его край, там больше утки садятся. Там и плес подходящее, где крякуху пустит, i кусты куги, где очень хорошо можно спрятаться, - утка и не заметит...
...Рано утром на рассвете вы берете ружье, весло, корзины, где покахкує крякуха, i идете на Кирмасове озеро...
Темно. Кукарекают петухи...
Вы прошли последнюю на селе дом. Спереди вдали темнеет лес "Рожок". Справа блестит Оскол, потихоньку шумят камыши.
Тут запроектировано колхозную гидроэлектростанцию.
Вы пристально вдивляєтесь слева, где должны быть стога сена.
Начинаются кусты... Вот и первый стежок, вот и второй, и третий...
А где же последний бересток? Самый толстый?
Ага! Вот и последний, самый толстый бересток!
А где же тропа через осоку?
Вы долго ходите более осокой, вдивляєтесь, ищете, где примятая осока...
Вот она!
Вы уверенно идете "следу на примятой" осокой, доходите до камыша. "Ворот" в камышах нет. Перед вами стена густо-го-прегустого камыша, который будто насмехается из вас:
- Ну что - нашел? Ш-ш-ш! - смеясь, шуршит камыш.
Вы возвращаетесь на берег и опять ищете "прим'яту" осоку. Ищете, ищете и совершенно бессознательно мимрите:
В нашем саде,
В самом заде -
Травушка помятая, -
Не работа меня сушнт,
А любовь проклятая.
Вы ловите себя на этих несознательных пении i лаєтесь:
- А действительно-таки - не работа тебя сушит, а любовь... только не "проклятая", а таки настоящая любовь к природе, - к свичада-озера, до тихих плесів, до посвиста утиных крыльев...
- Нет, вот тропинка, вот "примята" осока! Вы бредете снова к камышу. Вот и вода... Чавкают сапоги, которые вы с трудом вытаскиваете из болота, видираєтесь на кочку, и затем, с кочки на кочку перепрыгивая, приближаетесь к камышу...
- Нет, все-таки - вот что-то такое, будто "ворота"! Човпаєте багнищем в ворота! Вот и лодка! Над камышом стрелой метнулось чиря. Крякуха ваша в корзине, услышав шум чирячих крыльев, сразу:
- Ках! Ках! Ках!
А вы ей:
- Тась! Тась! Тась! Не кричи, голубочко, сейчас выедем на озеро, плаватимеш на плесе, тогда уже и будешь орать!
Вытолкав лодку на глибоченьке место, вы садитесь i правуєте на озеро...
- Лодка - непокорный... Он обязательно хочет носом уехать в дедов Кырылив ятір...
Вы его вирулюєте на середину пролива, нос верши не зацепил, а зацепили вы его, того верши, веслом, ятір падает на вас как раз своим гузирем, голова ваша проскакивает в гузырь, и вы уже вроде карась...
И однако, в конечном счете, вы вирулюєте на озеро, правуєте до плеса, привязываете крякуху до грузила, - простісінького себе камня.
- Бульк! - камень в воду, и крякуха ваша, купаясь, плавает по плесу...
Быстренько запливаєте в кугу, - густой-густой куст куги посреди озера! - пригинаєте кугу над кустом и сидите, словно вы в зеленом шалаше...
Заряженная централка лежит у вас на коленях, вы весь внимание, весь накал.
Сереет... Над озером туманится...
Вот пискнула камышевка. Серенькая маленькая птичка уже проснулась, она с ловкостью невероятного акробата перепрыгивает с очеретинки на кугу, охватывает своими лапками такісіньку стебелек и качается...
Она вас совсем не боится... Качается прямо над вашей головой: вот-вот за фуражку зацепит...
Пробежала зеленым ковром из ряски курочка. Остановилась против ладьи и смотрит удивленно: она здесь целое лето живет, а такого еще не видела.
Вы поворухнулись, - курочка метнулась и исчезла... Крякуха покахкує спокойно:
- Ках! Ках! Ках!
Нет, значит, ничего еще...
И вот неожиданно что-то большое шугонуло у вашего лодки и почепилося на кузи, обхватив лапами несколько стеблей сразу. Стебли наклонились до самой лодки...
Смотрит на вас большой, рыже-серый птица, неуклюжий i остовпілий...
Он тоже никогда в жизни не видел в этой кузи ни лодки, ни писателя...
Он - просто обалдел, смотрит широко открытыми глазами, кирпичный...
А-а! И это же бугай, водяной бык, что пугает детей своим громким над камышами:
- Бу-у-у! Бу-у-у!
Небольшой ваше движение, и бугай, шумно прорезая кугу, исчезает.
Крякуха наполохалась:
- Ках! Ках! Ках!
- Тась! Тась! Тась! Спокойно! Бугай никакой твой не враг!
...Солнце! Солнце! Его первые лучи ударили по камышам, по кузи, по плесу...
Золотой сделалась ряска, плесо - огненное зеркало, и в том зеркале купается золота крякуха...
Растаял туман...
Вдруг призывное:
- Ках! Ках! Ках! Ках! Ках! Ках! - заливается крякуха.
Высоко-высоко проплыл над озером табун крякв...
Не приземлил его крякушин крик-призыв; помчался дальше...
Ой, что это такое?
Крякуха-то очень далеко от камня поплыла.
- Тась! Тась! Тась! Куда это ты?
А она тріпонула крылышками и поплыла... в камыши: одв'язалась!
- Тась! Тась! Тась!
И где там?! Где-то уже далековато в камышах обзывается:
- Ках! Ках! Ках!
Может, то она обзывается на ваше "тась! тась! тась!", а может, встретилась с уткой, знакомится!
Прощай, крякухо! Первый раз не повезло!
А Иван Кириллович (чья крякуха) очень пристально просил и приказывал:
- Смотрите же, чтобы не одв'язалась! Они, крякухи, такие: носиком розпетльовують узел на конце, и пока тебе здорова!
Ой, что же делать?! Что же поэтому Ивану Кирилловичу говорить?!
И не всегда крякуха решается... То у новака-крякушника так иногда бывает...
А как нормально: крякуха плавает, хлюпощеться, покахкує...
И вот вам призывное:
- Ках! Ках! Ках! Ках! Ках! Ках!
То осторожная лиска выплыла из тростника. Она оглядывается по сторонам, склоняет голову на левый бок и правым глазом смотрит на небо, на солнце. Она же слышала, а может, и видела, что в озеро въехал лодку, а теперь никого нет, только на плесе уточка свободная плава и, никого не боясь, купается... Осторожненько, тихонечко ковырятся в рясці, лиска плывет к крякухи...
Ах! Какая же ты, лисочко, доверчивая.
На крякушин крик-призыв по-разному реагируют пролетные утиные стайки и одиночные дикие вутята.
Вот летит стая чирка, их двенадцать.
Услышав крякуху, они вдруг возвращают к озеру, облетают озеро один раз, потом исчезают за камышами, снова появляются над озером уже чуть ниже. Ой, какие осторожны! Пристально разглядывают, нет ли чего на озере опасного...
Вы сидите в лодке, вкритім рогозой, i анішелесь!
Тогда они падают на озеро, будто их кто-то из підситка высыпал.
Но падают далековато от крякухи, вразброд, не кучей.
Упали i минутку сидят, как чучела, неподвижные...
А потом уже потихоньку начинают друг к другу подплывать, приближаясь к крякухи...
Вы не ворушитесь, ждете, когда они опливуться вместе, чтобы одним выстрелом свалить, ну, как не все двенадцать, то по крайней мере хоть немного меньше... Но немного...
А то - сидите вы, задумавшись, или нагляділи в углу курочку и наблюдаете ее, как она по рясці перебегает...
Крякуха спокойно покахкує...
Вы перевели взгляд на крякуху, а там уже не одна утка, а трое плавает...
Когда они прилетели, как они оказались возле крякухи - вы только пожимаете плечами. Вы вдивляєтесь: где же крякуха ваша, а где гости?
Наконец разобрались...
- И відпливіть же вы от крякухи, потому что не могу я стрельнуть - могу крякуху зацепить...
И когда они, перебирая носом ряску, одпливають, - тогда - бббах! Бабббах!
- Ках! Ках! Ках! - крякуха.
I камнем на нее падают пара крякв... Аж крякуха перепугалась, i сіпонулась от них...
Они сливаются воедино... Кажется, крякухи не отвечу, ибо ваша "Новотного" бьет кучей.
Вы цілитесь у первого, что ближе к вам, с надеждой, что заденете и второго за ним...
А знаете, как целиться в сидячую утку?
Не в ней непосредственно надо целиться, а под нее,
Бах! - первый кряква завертелся на месте и вдруг ныряет, второй с криком срывается и летит на вас. Этого вы бьете вльот... И представьте себе-падает и этот... Тем временем вынырнул первый.
Гордостью так и пышет от вас!
Вот если бы увидели те, что всегда спрашивают вас, видя утки на ваших тороках:
- Дорогие нынче утки?
- А как сядет облаком на плесе табун крякв - может, тысяча, может, две тысячи, может, пять тысяч?!
Да что там говорить: охота с крякухою очень добутливе, спокойное охоты, особенно для охотников, которые уже в возрасте, которым уже бродить по болотам и лазить в камышах, так сказать, тяжеловато...
Только не увлекайтесь очень...
Убили десятков четыре или пять и идите себе домой... Не надо обязательно пятьсот или тысячу! То очень много...
А так - одну на борщ, а на жаркое - с яблоками или с брусничным вареньем, - и будет с вас!
IV
Дед Лука крепкий был вообще охотник, а еще крепче крякушник. I крякухи у него были такие, как ни у кого в мире.
- Я, - рассказывал дед Лука. - пустю, было, крякуху и сижу! Когда вот - облако! Села возле крякухи уйма селезень! Может, тысяча, может, две, может, пять тысяч! Я засмотрелся и как попхну из обоих стволов вместе! Как же они снялись, ну, я вам скажу, как буря! И ни одной не лежит! А я и не туда, что попхнув я из обоих стволов не в уток, а в камыши! Заворожили они меня! Да!
Дед Лука никогда не говорил: "выстрелил" или "стрельнул", а он всегда говорил "попхнув".
- Да, так однажды сижу я с крякухою! Когда оно как налетело, ну, как той тучи! Может, тысяча, может, две, может, пять тысяч! Разве их нельзя считать, когда оно одно давит. Я вицілив и как попхну из обоих стволов вместе! Під'їздю лодкой, подбираю. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Пятнадцатая... на вірьовочці. Крякуху убил! Ох же и крякуха была! Одна в мире!
* * *
Розчудесна штука - охота с крякухою на чудесном "Колпак-озере"!
Так оно, это озеро, скоро прозиватиметься.
1948
|
|