При первом взгляде на действительность это вопрос не дает нам покоя. Оно врезается в наше сознание, оно преследует нас дома, на улице, в учреждении, на базаре, в трамвае... На каждом шагу наших трагических будней в первую очередь видим черным по белому писано: Кто мы? Народ или чернь? Нация или масса?... Организованная, сознательная, вигранена сборная единица или толпа безъязыких и безликих фигур? И дать на это сразу, без колебаний, внятный ответ мы тогда вагаємось.
Почему? Потому что мы не убеждены внутренне, что весь тот человеческий материал, который заполняет дома и улицы наших городов, полностью и незастережно заслуживает на название народ Видим явления, видим лицо, слышим язык, оцениваем поступки и с потря-сающим душу сожалением утверждаем, что огромная масса живых человекообразных существ 1941 года по рождении Христа не понимает и не осознает в себе двух очень важных и основных первнів (элементов): человеческое достоинство и национальное сознание. Что это такое человеческое достоинство? Или это что-то похожее на мешок картошки, на порванные сапоги? Не всем ясно. Что такое - национальное сознание и для чего ее можно практически применить? Также не каждому умещается в голове.
При определенных обстоятельствах нам было бы это абсолютно безразлично. Это явление не новое. Оно уже с давних времен существует на нашей планете. Есть человеческие общины, которые живут испокон веков своим первобытным жизнью. Есть общественность, состоящая из расы шара. Илотов или чернокожих рабов. И нам, европейцам, это явление свидетельствует лишь о том, что ни на одну минуту мы не желали бы оказаться в стане тех выставленных на растерзание случайности человеческих существ. Наша душа приготовлена для восприятия только таких общественных форм, в которых может свободно действовать и развиваться наше человеческое достоинство.
Чувствовать себя человеком, чувствовать себя тем, как еще когда-то говорили, первым творением Величайшего Творца, чувствовать себя сознательным во всех своих поступках и поступованнях - вот основная заповедь человека-европейца. Сломать эту заповедь - значит сломать самих себя, это значит потерять основной стержень бытия, это значит перечеркнуть свое моральное лицо.
Большевизм много говорил о сознании. Но его сознание сводилась не к человеческой сознательности, а, как тогда говорилось, до сознания классовой, социальной. А это далеко не то же самое. Основой жизни является не класс, а человек. Тот или иной разделение людей не должен заменять основного. Не важно, к какому классу принадлежит порядочный творческая сознательный человек. Важно, чтобы она такой была. Потому что когда привилегированный тот или иной класс состоит из толпы бандитов или человеческой накипи, то будь он трижды пролетарский или буржуазный - он сам по себе не обладает наименьшей стоимости. Не в пролетариате и буржуазии дело. А в человеке. И только в человеке.
Подобное явление замечаем относительно национального сознания. Многим это дело представляется туманной. Что за национальное сознание? Или это, скажем, то же самое, что мешок картошки? И кушать то нельзя, и деды наши вполне свободно жили, будучи национальными туманами, то почему же не можем остаться и мы такими? Не трогать национального сознания, не отшлифовывать себя, быть национальной протоплазмой - вот идеал национально бессознательного осібняка.
Плохой, фальшивый, рассчитан на самоуничтожение идеал. Кто этого не понимает, тот прежде всего обрекает себя на небытие. Национальное сознание - это первая предпосылка широкой сознательной и творческой силу вообще. Без этой предпосылки немыслима никакая большое творчество. Денационализация - это то же самое, что если бы кто-то порядочную с моральными основами женщину силой сводил в роли проститутки. Денационализированная человек не может быть сильным, не может иметь прочного нравственного позвоночника, не может быть полным характером.
И самым большим несчастьем украинского народа было то, что целая его история - перманентное стремление кого-то сделать из нас не то, чем нас природа назначила. Вмешивались до нашего родного языка. Вмешивались до нашего быта. Вмешивались до нашего хозяйства. Всякая власть, которая только была на нашей земле,-российская или польская, ничем другим не занималась, а лишь доказывала нам, что мы - не мы, а нечто другое. Это было постоянное ломание нас, уничтожения нас. И тогда нигде, только в наших городах, в наших селах, наших школах, наших семьях, нам залезали в самую душу, плевали там на все, что есть для нас святого, не давали возможности защищаться. Последние годы господства большевизма особенно ярко доказали нам, что значит такое вмешательство. Даже те или иные буквы говорили нам произносить так, как хотят они. Диктовали нам наше отношение к чужому, к тому, что нам враждебно.
Последствия из всего этого на сегодня таковы, что огромная часть нашего, особенно городского, населения с национальной точки зрения представляет собой не что иное, как толпу, что не принадлежит ни к какому народу, что не имеет ничего святого, что не говорит ни на одном языке. Это не есть народ. Это - чернь, это-безликая, без'язика толпа. Особенно это касается нашей молодежи, которая с национальной точки зрения - самое большое пустое место. Стыдно, больно и противно видеть такое явление на европейском суше, на берегах Днепра, на улицах Киева 1941 года!
Это больно ранит наше человеческое самолюбие. Это унижает нас в глазах сознательных чужаков. Это, наконец, отбирает у нас множество творческой активности и энергии. Это явление - первое и основное зло, которое надо вырвать с корнем! Поэтому - не все равно, кто как говорит, каким богам молится, какие книжки читает. Не все равно, какими именами названы улицы наших городов, не все равно, доминирующим является для нас Шевченко, Пушкин. Не все равно, как это часто приходится слышать, кого мы учим в школе, не все равно, каково наше отношение к русской литературе. Нет! Это не все равно... А когда - все равно, то это значит, что все равно для вас, кто есть мы сами! Это значит, что мы не народ, не какая-то общая историческая сборная сила, а невнятная толпа, серая масса, вечно униженная без всяких идеалов чернь.
1941
|
|