Комедия в 5 действиях
ДЕЙСТВЕННЫЕ ЛЮДИ
Мартын Боруля - богатый шляхтич, чиншовик.
Пелагея - его женщина.
Марыся - их дочь.
Степан - сын их, канцелярист земского суда.
Гервасий Гуляницкий-богатый шляхтич,
чиншовик.
Николай - его сын, парень.
Націєвський - регистратор с ратуши.
Трандалєв - поверенный.
Протасий Пеньонжка, Матвей Дульский чиншовики.
Емеля, Трофим наймиты Борули.
Гости.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната в доме Мартина Борули. Дверь прямо и вторые с правой стороны. Печка с лежанкой. Деревянные стулья, диванчик и стол, покрытый белой скатертью.
ЯВА И
За столом сидят Трандалєв, а из боковых дверей выходит Боруля с бумагой в руках.
Боруля. Нате, читайте! (Дает бумагу). Читайте отсюда.
Трандалєв (чита). По выслушании всех вышеизложенных обстоятельств и на основании представленных документов Дворянское депутатское собрание определяет: Мартына, Геннадиева сына, внука Матвея Карлова, правнука Гервасия Протасьева, Борулю с сыном Степаном, согласно 61 ст[атьи] IX тома Свода законов о состояниях, издания 1857 года сопричислить к дворянскому эго рода, признанно ему в дворянском достоинстве, по определению сего собрания, состоявшемуся 14 декабря 1801 года, со внесением во 2-ю часть дворянской родословной книги и дело сие с копиями, как настоящего определения, так равно и определения от 14-го декабря 1801 года представит на утверждение в Правительствующий Сенат, по Департаменту Герольдии.
Мартин. О!.. Выходит, я - не быдло и .син мой - не теленок!.. И чтобы после этого Мартын Боруля, уродзоний шляхтич, записан во 2-ю часть дворянской родословной книги, подарил какому-нибудь приймаку Красовскому свою обеда? И скоріще у меня на лысине вырастут такие волосы, как у ежа, чем я ему подарю.
Трандалєв. Так, получается, возьмем на апелляцию?
Мартын (бьет кулаком по столу). На апелляцию! Безпремінно на апелляцию! Что это за суд такой, что признал обеда обоюдному?.. Я вас спрашиваю: какая здесь обоюдная обида? Он говорит на меня - быдло, а я молчи? Он кричит на сына, на чиновника земского суда - теленок, а я молчи? Молчи, когда дворянина так ругают? То что бы я был тогда дворянин? Ну, и я сказал ему: свинья, безштанько, приймак!.. Но какая же это обоюдная обида?
Трандалєв. Погодите, не раздражайтесь! Будем апелювать.
Мартин. Апелювать!
Трандалєв. А за вывод подадим встрєчний иск.
Мартин. А когда надо, то и поперечный! Трандалєв. Поперечных не полагается. Вы успокойтесь, уголовное палата одмінить рішеніє - мы выиграем дело. Когда я еще был фотографом, то для практики вел дело Горбенко с Щербиной, такое же дело, как ваше, только там не словесная была между ними обеда, а кулачная. Щербина, знаете, схватил Горбенко за волосы и так им мотнул вокруг себя, что и сам не вдержався на ногах - упал! А магистрат признал, что драка была обоюдная. В рішенії сказано было: "Хотя Щербина, взял Горбенко за волоса, обвел его вокруг себя, причем в руках остался значительный пучок волос, имеющийся при деле как вещественное доказательство; но, принимая во внимание, что при этом долгожителей, тяжестью тэла Горбенко и сам Щербина был повергнут на землю, то признать обеда обоюдному"!.. Это было первое мое дело, я апеллировал, и уголовное палата одмшила... И по вашему делу одмінить - не печальтесь... Итак, выходит, по делу об обеде апелляция?
Мартин. Апелляция! И такую апелляцию напишите, чтобы у Красовского в носу закрутило, чтобы ему приспичило!.. Я денег не пожалею, чтобы мне Красовского в острог посадить.
Трандалєв. О, не я буду, - мы ему докажемо! Все ходы знаю, уже мне прошеній не вернуть за нехворменноє написаніє, нет! Как напишу, то прямо точная копия формы - все по пунктам.
Мартин. И скажите, что будет стоить?
Трандалєв. Встречный иск... и апелляция... (в Сторону.) Как бы не продешевит! (До Мартина.) Чтобы и для вас не было обидно... с бумагой... Сто рублей, а непредвідєнниє расходы на ваш счет.
Мартин. Дам сто двадцать! Только же и накрутите ему;
чтобы нюхал, чихал, чтобы... Все законы выставьте!
Входит Емеля.
Емеля. .Коні их готовы, фурман послал меня сказать, что тот...
Мартин. Скажи там, чтобы дали на дорогу две мерки овса, - ну, чего глаза вывалил?
Емеля (уходит). Никогда он тебе не даст договорит. (Ушел.)
Трандалєв. Я бы вам и не говорил... знаю, что от вас будлі-когда получишь... и... поиздержаться...
Мартин. Деньги? За этим дело не станет - я сейчас! (Ушел в боковые двери.)
ЯВА II
Трандалєв (сам). Доброе дело это повіренничество, ей-богу! Второго такого прибильного не найдешь. А пока-то я на этот путь выбрался, то чем не был? Был и писарем в пітейній конторе, был обер-объездчиком, был прикащиком по экономиях, государств биржу в огороде, служил в маклера, - везде трудно! И работы много, и толку мало, а только промахнулся дерощот, и бегай, ищи места... Сделался я сам хозяином: купил машину, открыл фотографию... Хлеб не тяжелый, и на первых порах копейка хорошая стала перепадать; когда же и здесь беда: все патрети выходили без глаз! Взял я в компанию лабаранта Плащинського, и как мы не бились - не выходят глаза. Все как следует, а глаз нет... Плащинський и глаза хорошо от руки научился делает, а дело не пошло. Отменил я свою фотографию и взялся за повіренничество - пошло как по маслу. Вот и теперь: дело Борули веду протий Красовского, а дело Красовского против Борулі. езжу на своих лошадях по просителях, - и лошадей кормят, и меня кормят, и фурмана кормят, и платят!.. Наберу дел достаточно, приеду в город, пойду к столоначальника, до того же самого, щ,в и дела последо будет решат, и он мне напишет, что надо, а я только подпишу, если имею довіренность, а нет, то однесу подписать просителю. Апелляцию надо - именно так: то же, что решал дело, и апелляцию напишет, а когда дело замисловате - вдаришся к секретарю. Мало чем дороже заплатишь. Наконец: или выиграл, или проиграл, а денежку дай! Живи - не скорби! Все равно что врач: вылечил, вменил - плати!
Входит Мартин.
Мартын (дает деньги). Я уже на вас возлагаю все свои надежды.
Трандалєв. Не беспокойтесь - докажемо! Ну, прощайте.
Чоломкаються и целуются.
Если будет новое дело, то дайте весть, я приеду; а может, и сам заверну. (Ушел.)
ЯВА III
Мартын, а потом Степан.
Мартин. Деловой мужчина! Нет умнее службы, как гражданская! Кажется, если бы меня определил был покойный папінька на гражданську, то получился бы первый чиновник! Когда же покойный и не думал об этом - все заботился о хозяйстве. Пасека, чумачка голову ему задурили, а теперь второй мир пришло: надо чина, дворянства; а пока-то вылезешь в люди, станешь на дворянскую ногу, то много хлопот! Вот сына определил в земский суд, да еще мало знает, не натерся, а, бог даст, натреться, тогда поверенного не надо - сами все иски поведем! Когда бы еще дочку пристроит за благородного мужа. Что-то Степан мне говорил про одного чиновника... Надо с ним поговорить.
Входит Степан.
Степан. Я уже собрался, папінька, в дорогу.
Мартин. Вот сейчас кони запряжуть, да и с богом! (В дверь.) Емеля! Запрягай лошадей, и натачанку підмазать не забудь! Я хотел с тобой еще поговорить о том... как его? Вот что было у нас с тобой на масленице...5 А, дай бог память... чиновник. На гитаре хорошо играет.
Степан. Націєвський.
Мартин. Эге-ге! Націєвський! Ты, кажется, говорил, что ему Марыся уподобалась?
Степан. Он спрашивал меня, много за ней приданого дадите, то, вероятно, уподобалась.
Мартин. А он же сам имеет какой чин или так еще - канцелярист?
Степан. Нет, он уже губернский секретар6.
Мартин. О, чин имеет немалый!
Степан. Давно ведет ісходящу.
Мартин. Ісходящу? А что это за штука и ісходяща?
Степан. Такая книга. Через его руки все бумаги ісхо-ступают: он их и в разгромные записывает и печата пакеты. Без него ни одна бумага не выйдет из ратуши.
Мартин. Выходит, важная птица.
Степан. Скоро и вступающі ему поручать.
Мартин. Вступающі?!
Степан. Тогда уже все бумаги и в ратушу, и из ратуши будут проходить через его руки.
Мартин. Какая же это должность?
Степан. Регистратор.
Мартин. Губерский секретарь, еще и регістратор7!.. Как раз для нашей Марыси жених, а за приданое пусть не беспокоится. Скажи, чтобы приезжал. Когда хочет, то пусть на наших же лошадях и приедет, я его и звідціля отвезу в город на своих. Поговори с ним... так, знаешь, политическое, и, когда теперь не приедет, то напиши мне, что скажет.
Входе Марыся.
Марыся. Тату, Степан, идите: мать зовут!
Мартин. Марыся, сколько раз я уже тебе приказывал, не говори так по-мужичи: мама, папа. А ты все по-своем... Ты этими словами, словно плетью, по уху меня хльоскаєш.
Марыся. Ну, а как же? Я забываю.
Мартин. Вон как Степан говорит: папінька, мамінька...
Степан. Или: папаша, мамаша.
Мартин. Чили: папаша,, мамаша... надо так говорить, как дворянские дети говорят.
Марыся. Я так и не произнесу.
Мартин. Приучайся: ты на такой линии. (К Степану.) Пойдем! (Обніма его состояние.) Канцелярист!
Пошли.
ЯВА IV
Марыся, а потом Николай.
Марыся (одна). И что это с отцом произошло, все пере-начують! Папінька... Мамінька... Аж чудно! Папаша... Мамаша... еще чудніще! Ха-ха-ха! Не могу я так разговаривать. Входит Николай.
А ты чего притисся?
Николай. Разве не можно?
Марыся. И нет времени и поговорить с тобой: Степана провожаем в огород. А я люблю с тобой сидеть и разговаривать так, чтобы нам никто не мешал и никто нас не видел.
Николай. А мне уже надоело ждать и ховаться от людей. Сегодня скажу своему отцу, чтобы поговорил с твоим, а после провод и поженимся. Так, Марысю?
Марыся. Да так, чего еще ждать?
Николай. Позови мне Степана, я хотел с ним поговорить.
Марыся. Сейчас.
Николай. А ему сказать?
Марыся. С какой стати?
Николай. А чтобы на свадьбу приехал.
Марыся. Поспіємо еще. (Уходит.)
Николай (оглядывается). Марысю!
Марыся.. Чего?
Николай (подходит). Не будешь сердится, я тебя поцелую?
Марыся. Ну, живей!
Николай целует ее раз, хочет еще, Марыся отводит его.
Хватит! (На отходе.) А то ты до свадьбы націлуєшся, а после этого обридну. (Ушла.)
ЯBAV
Николай, а потом Степан.
Николай (один). И никогда больше раз не хочет, только оскомину набьет!.. Постой же, я женюсь. Завтра отец побалакають с дядей Мартыном, а через две недели Марыся будет моя женщина! Жена моя!.. Только подумать - да и хорошо, а как оженюсь? В Мариночко моя любимая, ты мое солнышко, и светишь, и греешь меня.
Входит Степан. Здравствуй, Степан!
Чоломкаються.
Сегодня уже и едешь? Т к нам не зашел. Может, гордуєш?
Степан. И знаешь, не за то, чтобы там что... а от того, что... то... то времени не было - короткий отпуск. Непремений заседатель отпустил меня на малый срок с родителями повидаться... А тут бумаги о дворянстве... то все с папенькой читали... А ты как поживаешь?
Николай. Нам что? Днем наработаешься, а вечером, вместе с соловьем, щебечемо по садам!.. Вот у вас, видимо, скучно там в огороде?
Степан. Чего нам скучать? У нас есть біліярд, бульвар чудесный, барышень сколько хочешь: в воскресенье бульвар ними цветет, словно маком усеян... А то соберется компания, и поедем на Сугаклей, варим кашу, ловим рыбу, печерує-мо раки или запиваем трехпробною и поем товар-бамбулі!
Николай. Что же это: трехпробная и крамбамбули? Степан. Ха-ха-ха! Трехпробная-водка, а крамбамбули - романс! И скучать нет времени: у нас ежедневно бумаг приносят с почты по мешку...
Николаев а. Что же вы с ними делаете? Степан. Записываем в діжурну, а потом в вступающу, списываем копии.
Николай. Зачем же то?
Степан. А какие есть бумаги? Ай-ай-ай! Особенно как заведется пререканіє: кому дело надо сделает. Тут один второго бриє так... что аж пальцы знать!.. Наш секретарь пишет:
"Прошу не вдаваться в излишнюю, обременительную, непо-лезную и для времени разорительную переписку, ибо 215, 216 и 217 ст[атьи] XV тома II части издания 1857 года поучают, как следует сие дело направит..." А нам опять отви-чают: "Если категорически вныкнуть в указанные статьи, то оные к делу не относятся, ибо..." Чудесно!
Николай. Ты их, как молитвы, знаешь...
Степан. Наизусть заучую. Мне Антон Спиридоновнч совітують виучувать бумаги наизусть. Он тоже виучував, а теперь столоначальником по уголовній частые.
Николай. Ну, как себе хочешь, а я бы скорой рвы копал, чем такую работу делает.
Степан. Да, ето правда-трудно... Умственная работа - высщего порядка предмет! Я, брат, сразу аж плакал, как определили меня в казначейство. Дали мне, знаешь, какую відомость: одни графки и цифры. Глаза разбежались - не знаю, которую поставил, которую ставит: прошел одну графике, всунул цифру - не туда, наградил харьков-макогоників и заморочився так, что вместо пісошниці взял чернильницу и окропил відомость. Испугался, чтобы не привязали к столу, и убежал... А.потім определили меня в земский суд. Здесь совсем вторые дела... Два года писал присяжные листы и всякие копии, а теперь и сочиняемо...
Николай. До чего же ты там дослужишся?
Степан. Столоначальником буду, а потом, может, и секретарем, чин дадут, женюсь на богатой...
Николай. Так. А мне скучно с тобой: содержимом учились у отца Ксенофонта,,содержимом и науку кончили, и разошлись! Помнишь, как на гречку отец Ксенофонт нас составлял за то, что не изучили девятого псалма? А мы побежали домой и попрятались в сорняках, а Марыся нам есть носила... Смеха!
ЯВА VI
Те же и Мартын.
Мартин. Ну, сын, позавтракаешь, да и с богом в путь! Уже лошади готовы, чтобы сегодня за солнца в огород поспел, потому что завтра и на службу надо, - это не то, что телеги підмазувать или волы на пастбище гнать, там дела уважаемой. (К Николаю.) А ты, парень, все отцу волы пасешь?
Николай. Паса. Не всем же, дядюшка Мартин, и в чиновники идти...
Мартин. Правда, правда! Не всякий может дело разуметь... Кому волов, кому бумаг - такая жеч...
Николай (подает Степану руку). Ну, прощай, брат, благополучной тебе дороги.
Степан. Спасибо.
Николай. Прощайте, дядюшка Мартин.
Мартин. Иди здоров! Николай ушел. Чего он к тебе вязнет, которые вы товарищи? Мало чего, что из одного села, что сверстники, и у каждого из вас другая дорога! Ты, сынок, не дружи с нерівнею, лучше с выше, чем с более низкими. Какая тебе компания Николай? Мужик - одно слово, а ты на такой линии, трешься между людьми інчого колени... Может, бог даст, и столоначальником будешь или письмоводителем у станового - это не то, что "налево, половой!..", "шишка, перистый!", а пот ему льет, а пыль приманка на лицо, и полосы по всей твари, и дьогтьом воняет от него, как от мазницы, а у тебя вторая линія! Равно то, что не сегодня-завтра утвердят в дворянстве, и вот тебе и чин на тот год дадут; аттестат из уездного училища нужен, говорил мне секретарь, то мы достанемо; а второе, хоть бы и сейчас: посмотри на себя и посмотри на Николая. То же мужик репаний, а ты канцелярист!.. Так-то!.. Ну, а как будешь колежеський регистратор, то тебе и мундир который полагается, и кокарда?
Степан. Конечно. Воротник, вышитый по черному бархату золотом, застегивается в один борт на девять пугвиць!
Мартин. Ишь ты! Где же ему рівняться? Когда бы, господи, только утвердили во дворянстве поскорей. Ты говоришь, что Каєтан Иванович завіря, что когда уже депутатское собрание признало, то и сенат признает.
Степан. Каєтан Иванович говорил мне: поклонись отцу и скажи, что вот-вот будет не доказующий, а настоящий дворянин, теперь безпремінно утвердят, потому что дело в сенате уже шестой месяц!..
Мартин. Надо ему четвертей пять овса послать. Там как увидишь Каэтана Ивановича, напомни ему о мэн-даль, он уже знает. Скажи: папінька просили за мендаль. Не забудь.
Степан. Хорошо, не забуду.
Мартин. Иди же завтракай, а я несколько велю Емеле.
Степан пошел.
ЯВА VII
Мартын, а потом Емеля.
Мартын (один). Ну, теперь уже все равно что и дворянин! Надо только дворянские порядки позаводить... Вирядю Степана и приймусь за дворянские порядки. (В дверь.) Омель-ко, Емеля!.. (К себе.) Хоть и стоит много, но зато же порівняюся с Красовским.
Входит Емеля.
Ты бы надел сапоги.
Емеля. На черта я их буду таскать в дорогу да еще и в будни, хорошо и в лаптях.
Мартин. Что ты понимаешь, гаво! Повезешь в город канцелярского - и в лаптях!
Емеля. Разве я его буду везти? Лошади повезут. А я сяду на повозку, ноги в сено засуну, то мне и безразлично.
Мартин. Не болтай! Надень, говорю тебе сапоги!
Емеля. И что же меня там танцевать будут закладывать, что ли?
Мартин. Делай, что велят! Возьми одеяло большое цветастое и хорошенько закрой сено, чтобы панич в репейники не впитался.
Емеля. Какой барич?.. Разве Красовского панич поедет с нами?
Мартин. Сто чертей тебе в затылок! Наш панич, Степан Мартынович! Подавись ты своим Красовским... Степан Мартынович - такой же панич!
Емеля. Степан?! Давно же его привели, хозяин?
Мартин. Вот я как тресну тебе в рожу твою репану, то ты не только Степана Мартыновича будешь панычом величать, да и меня не хозяином, а господином зватимеш.
Емеля. И за что же биться? Панич-то и панич,
господин - то и господин! Разве мне язык одпаде, когда я вас буду
господином величать? Про меня, мне все равно. Звелите, то и юнкером вас буду звать.
Мартин. И одшукай еще, там, в кладовке, был вандальський звонок, и прицепы под дугу.
Емеля. Хорошо, господин.
Мартин. Ты каких лошадей запряг?
Емеля. Лоска, Красавку и Блоху.
Мартин. Ну и не ирод ты? Все три с лошатами, а у Блохи аж двое... Барина везет в огород тройкой со звонком, и сзади табун жеребят будет бежать? Сейчас мне перепряжи!
Емеля. И разве я знал, что его привели! Каких же запрячь, потому что опять не вгодю, то до вечера буду запрягать и випрягать...
Мартин. Кулката в корень. Зозулю и Карякошку на пристяжку. Иди поскорей!
Емеля (про себя). Пока был мужчиной - и не капризничал, а господином сделали - черт теперь на него и потрапе. (Ушел.)
ЯВА VIII
Мартын, а потом Степан и Пелагея.
Мартын (один). Пока-то еще люди навикнуть, как величать! Оно и самому вроде немного чудно: то было "Мартин, дяде Мартине", а теперь - господин!.. Ничего, привыкнут участвовать!
Входят Степан и Пелагея.
Палажка. Гляди же мне рубашек, платков, чтобы не разворовали. Там я тебе вырезала три пары новых внучек и все поскладывала как следует.
Мартин. Какая это у тебя шинеля? Я же тебе говорил: сделай такую, как у столоначальника.
Степан. Сукна не стало на дармовіса.
Мартин. На тебе денег и безпремінно сделай дармовіса (дает), и купи самуваря, чая, сахарю и... кофію и пришлешь с Емелей. А там, что останется, возьмешь себе:
может, перчатки купишь... Смотри, как люди, так и ты. И сапоги чисти раз в раз, чтобы блестели, как у заседателя; одежда - первое дело. И еще не забудь о том, что я тебе говорил: пусть приезжает хоть и на наших лошадях - я его и обратно одішлю.
Палажка. Кто?
Мартин. А, послі! Как приедет, тогда увидишь. Присядьмо же на дорогу, так положено. Я на воскресенье пришлю Каєта-ну Ивановичу овса и сена, а ты, Степа, напомни ему о мендаль...
Входит Емеля, в сапогах и в дранім кобеняку.
Емеля. И идите, Кулкат не стоит, вплоть лягались.
Мартин. Ты бы еще мешок драный надел на голову. Он там опозорит барина! Надень мне добрый кобеняк!
Емеля. И вы же за кобеняк ничего не говорили, а только за сапоги! (В сторону.) Вот наказание господне с таким господином:
велел надеть сапоги, а цепляется за кобеняка. (Ушел.)
Мартин. Ну, теперь с богом! (Встает.) Прощай. (Целует Степана.) Слушай старших, выписывай почерка, завчай бумаги наизусть... трись, трись границ людьми - и с тебя будут люди!
Палажка. Здоровье береги, шануйся, сын. (Целует его.) Молись богу по книжке.
Степан. Прощайте, папінька! Прощайте, мамінька!!
Мартин. Кланяйся же там Каэтаной Иванович, Свириду Петровичу...
Получаются.
Завеса.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Комната в Борули.
ЯВА И
За столом сидят Мартин, Гервасий и Матвей.
Гервасий. Так вот какое дело, господин Мартин: ты знаешь, что я человек не бедный, Николай у меня один, то и он не будет бідувать; а у тебя одна дочь... Мой Николай и твоя Марыся содержимом выросли и полюбили равно второго, а мы с тобой давние приятели... То как ты скажешь: не поженимо мы своих детей? Пусть давняя наша дружба закончится свадьбой наших деток!..
Матвей. И яз охотно потанцую на свадьбе своего крестника! Ну-ка, Мартин, решайте, потому что мне уже и танцевать захотелось!
Мартин. Так-то да, приятель мой, я знаю, что ты не бедный, и, может, действительно наши дети целуются, и не получается теперь отдать мне Марысю за твоего Николая.
159
Гервасий. Чего так?!
Мартин. Дочь моя дворянка, а твой сын... ни дворянин, ни чиновник... так не приходится дворянке идти за простого земледельца, я теперь на такой линии...
Гервасий. Вон что! Я тебя, Мартин, не узнаю: пока ты не гонялся за дворянством, был человек, как и все люди;
теперь же где-то тебя укусила благородная муха и так дворянство у тебя зачесалось, что ты равняешь себя с Красовским...
Мартин. Что мне Красовский! Я сам уродзоний шляхтич! Красовский был безштанько, и отец его так же сидел в Шадурського на чинши, как и мы; а что он женился на дочери Шадурського и через то сделался державцем, то это еще не большая жеч! И мой Степан, бог даст, дослужиться до чина и женится на Тридурській, и мы совсем тогда порівняємся с Красовским!
Гервасий. Далеко ходит! Красовский ученый, врач, Красовский государь, а ты надимаєшся через силу, чтобы с ним порівняться, бундючишся дутым дворянством, с бухты-барахты поссорился с ним, - верь мне, что будешь так роздувать свой гонор, то Красовский съест тебя!..
Мартин. Подавится, господин Гервасію, подавится - я комом!
Матвей. Смотрите, чтобы он вас не підпік, ха-ха-ха!
Гервасий. Что же ты теперь сделаешь? Вот он не хочет, чтобы ты сидел на его собственности, - и выбирайся! А сам не пойдешь - под руки выведут, за ноги вытащат, викинуться за границу со всем добром! Что. там рівняться!..
Мартин. Меня выкинут? Меня за ноги вытащат из прапрадідівського почвы?! О-О!.. И кто посмеет? А встречный иск, а апелляция? Я его еще в острог посадю за обеда, я правду судом одшукаю, я ему покажу, какое я быдло и которое теленок мой сын!
Гервасий. Ты ослеп от дворянства! И пока ту правду найдешь, то все хозяйство профиськаєш и все-таки ничего не добьешься, и Красовский тебя выпрет звідціля!
Мартин. Не діжде! Не будь я Мартын Боруля! Имел бы все хозяйство сплюндрувать, а докажу Красовскому, докажу, что я такой же дворянин, как и он. (Бьет себя в грудь.) Уродзоний шляхтич Мартын, Генадієв сын, внук Матвея Кардова, правнук Протасія Гервасієва, Боруля с сыном Степаном, герба Тшівдар!.. О, стокроць дяблів * его мамке и его папе!
Гервасий. Гай-гай! Да еще и зелененький! Герб?.. А откуда, что означает слово Тшівдар, ты сам не знаешь.
Мартин. А зачем мне знать? Герб - то есть знак благородного достоинства!
Гервасий. Где уж нам носится с гербами! Правда, что мы все шляхтичи и все дворяне, только щабльові.
Матвей. Ха-ха-ха! Щабльові? Как-то, господин Гервасію, щабльові?
Гервасий. Такие, получается, маленькие, что повыпадали сквозь ступени своих не вшитых лубками повозок и растерялись... Одно слово, голопуза шляхта!
Матвей. Ха-ха-ха!
Мартин.-Может, ты и щабльовий, и голопузый шляхтич, а я уродзоний! Не веришь? У меня е копия протокола депутатского собрания, когда хочешь - покажу; Я и сам не знал, а теперь узнал, что мой прапрадед был стражником и-моженог-в клада и на его бумагах подписан сам суперетендент Севастьян Подлевський... вот что! И у Красовского не лучшие бумаги.:
Гервасий. Что там бумаги! Краеовський на врача выучился, то ему и шляхетство пристало. Теперь он ездит в калясі, его уже сквозь ступени не протянешь, а бумаги - тьфу! И у меня было их достаточно, а только я убедился, что нам дворянство так идет, как корове седло.
Мартин. Может, ты и корова; а мой прапрадед...
Гервасий. .был,стражник? Слышал! А мой был підкоморий!
Мартин. Твой под амбаром только сидел, то другая жеч...
Гервасий. А твой стерег той самой, кладовые, где. мой сидел?.
Матвей. Ха-ха-ха! И будет, господа, а то еще полаєтесь:! Цо там по титуле - когда нет ничего в шкатулі!.. Лучше,господин Мартин, отдайте Марысю за Николая и запьем магарыч!
Мартин. Нет, пан Дульский... У меня, слава богу, есть и в шкатулі... Я на второй линии...
Гервасий. Он дворянин!
Мартин. Чтобы ты знал!
Гервасий. Горе с такими дворянами! А по-моему, кто ученую голову; имеет, то дворянин, а уж как неграмотные дворяне, то...
Мартин. Я неграмотный? Извиняй! То ты неграмотный, потому что умеешь только молитвы читать, да и то по родительскому молитвенику, а по чужому не выкинешь!.. А я и скоропись разбираю. Гервасий. По родительскому молитвенику теплее молится.
Матвей. Ну, довольно, господа, я вижу, что посваритесь! Что там до титула, если нет ничего в кошельке!..
Гервасий. И действительно! Как наше не в лад, то мы со своим обратно!.. Прощайте, господин уродзоний! Только смотрите, чтобы не чухалися, как дворянство сквозь ступени выпадет. (Уходит.)
Мартин. Не журись, у нас телеги лубками вшиты!
Матвей. Вот и не угадал: думал магарыч пить, а преподнесли фигу, - и нос, кажется, не чесался.
Мартин. Чего же, милости прошу: садитесь, я сейчас угощу, то одна жеч, а это вторая.
Гервасий. Где уж нам с дворянами за одним столом сидите. (Ушел.)
Матвей. Прощайте, господин Мартин! Жаль, что так расходимся.
Мартин. Оставайся, закусим.
Матвей. Пусть вторым вместе, а теперь не приходится:
содержимом пришли, содержимом и выйдем... Еще раз скажу: жаль, что вы не отдаете Марысю за моего крестника, славный парубіяка...
Мартин. Я и сам знаю... так не уровня по званию.
Матвей. К зобачення! (На отходе.) Может, еще роздумаєте и на троицу потанцуем! (Ушел.)
ЯВА II
Мартын, а потом Пелагея.
Мартын (один). Может, и на троицу потанцуем, только не на Миколинім свадьбе. Ишь, хлоп, подножек господина Кра-совского! Туда же, в родню лезет, - умойся впереди!.. Если бы не в моем доме, эй, наплевал бы Гервасієві в самую морду за его мужицкие вещи... И он со мной ровняется!.. Далеко!.. Вот как приедет сегодня из города наш жених - губернский секретарь-регистратор, - тогда милости прошу посмотрит, за кого Боруля отдает свою дочь!.. Ха!
Входит Пелагея.
Палажка. Чего это Гервасий и Матвей заходили?
Мартин. Гервасий свата нашу Марысю за своего Николая.
Палажка. Вот и слава богу! Я рада, что такого зятя иметь буду: уважительный, добрый и хозяйский сын.
Мартин. И хлоп.
Палажка. Такой, как и мы.
Мартин. Глупая!
Палажка. Сам ты глупый! Чего ругаешься? Что же ты имеешь против Николая?
Мартин. Слепая!
Палажка. Тьфу! То тебе, наверное, повылазило. Мартин. Глухая!
Палажка. Следовательно, ей-богу, так и вцепляясь в волосы, как будешь лаяться!
Мартын (набок). Чего доброго, вцепится! Это будет не по-дворянськи. (К Пелагеи.) Не сердись, Палазю, а скажи мне - тии видела ту бумагу, что Степан привез?
Палажка. Видела.
Мартин. И слышала, что он читал в бумаге?
Палажка. Чего ты прицепился ко мне? Не болтай навтямки; говори товком: отдадим Марысю за Николая? Не морочь меня.
Мартин. Дело шесть месяцев в герольдии, не сегодня-завтра утвердят в дворянстве, а я дочку отдам за мужика!.. Что же это я с ума сошел, или как?
Палажка. Кажется мне, что съехал: не велиш ни мне, ни дочке делает, сам не делаешь, понаймав батраков, батрачек, хозяйство портится...
Мартин. Палазю! Дворянин - равно, хлоп - вторых!.. Может, ты этого не понимаешь, то тебе яснее скажу: сметана - равно, а кислое молоко - вторых! О! Понимаешь?
Палажка. Равно понимаю, что ты стерявся умом.
Мартин. О господи, о господи! Зачем ты меня довел до того, что я женился на простой мужичкою! Ничего не тя-ме - как к пеньку говоришь. И говорил же покойный папінька: женись, сынок, на шляхтянці. Нет, все-таки погнался за черными бровями! Вот и дожил: брови злиняли, а гонора как не было; так и нет!
Палажка. Сумасшедший! Ей-богу, сумасшедший! Ты бы дрока напился.
Мартин. Что ты с ней будешь разговаривать?.. Разве тебе лучше будет видит свою дочь за репаним мужиком Николаем, чем за губернским секретарем-регистратором? Лучше? Говори!
Палажка. А где же он в черта, то... ростератор?
Мартин. Регистратор. Палажка. И не произнесу.
Мартин. Ото-то же бог! Приедет, душко, приедет! О нем же и говорил Степану на од'їзді - слышала?
Палажка. Так почему же ты мне не сказал? А то: и слепая, и глухая - только разозлил меня... Ну, а Марыся?.. Ты же ее спрашивал, - может, она не захочет?
Мартин. И спрашивать не буду, зачем спрашивать? Она не глупа, в ней отцовская кровь, разберет, не бойся, где пан, а где мужик!
Палажка. Дай бог! Разве я ей враг?
Мартин. И я не враг своим детям, хочу обоих детей пристроит по-дворянськи!.. Только ты, Палазю-душко, зділа.й милость, не перечь мне, слушай меня.
Палажка. Не зли меня, то все буду делать, как звелиш.
Мартин. Ну, хватит! Садись, душко! Емеля привезет са-муварь, чая, сахарю и... кофію. Чай я пил и знаю, как его настановлять, то сам тебе расскажу; а кофію не знаю, как делают.. ты Пойди сейчас к Сидоровички - она знает - и повчися в нее. И расспроси хорошенько, как его делают и когда его подают: к борщу, или на ночь? Палажка. А когда же приедет жених?
Мартин. Вот Емеля привезет известие, а может, и самого привезет, ибо не зря же его так долго нет, пожалуй, задержав, пока из присутствия выйдут.
Палажка. То я сейчас и пойду, потому что, может, сегодня и привезет.
Мартин. Иди, иди, душко! И расспроси хорошенько все обычаи и порядки дворянские.
Пелагея пошла.
ЯВА III
Мартын, а потом Трофим и Емеля.
Мартын (один). Долго же нет Емелю! Вероятно, привезет жениха. И уже пора бы ему и приехать давно. Надо будет попросит на вечер Протасія; он хорошо и много умеет разговаривать... А тяжело и в дворянстве жить: рэзходу, расхода, - са.ми.м уробить как-то, не приходится...
Входит Трофим.
Трофим. Господин! Наших две пары волов и две коровы занял эконом во двор.
Мартин. Где же они паслись?
Трофим. И в стаде, из стада и занял!
Мартин. Как он смел?!
Трофим. Так господин Красовский велел.
Мартин. О, урод с польского завода! О, гайдамака! Грабитель! За что же?
Трофим. Говорит, что на вас набросили чинш и пока не заплатите - не отдаст.
Мартин. Не отдаст?.. Бери палку и мне найди хорошего палки!.. Я им покажу... Я... Мы им покажем!
Трофим. Нет, сударь, я не пойду. Он хвастает и вам на спине горба сделает. Говорит: Боруля добивается бумажного холма, а я ему на спине горба надрюкую.
Мартин. Кто это говорил?
Трофим. Эконом.
Мартин. О, хлоп плохой! Он, наемник Красовского,
мне бугра сделают? Мне?.. И я... Запрягай лошадей, поеду сейчас
в состояние! Это грабеж, грабеж!...
Трофим. Нет же натачанки еще из города.
Мартин. Беги к Сидоровички, одолжи.
Трофим пошел.
Граблять!.. Граб Граб...... Это мне еще и на руку - пусть граблять!.. Вместе за все дашь ответ! Нет, господин Красовский, Боруля еще потягаемся с тобой! Видимо, услышал, что дело в герольдии... апелляция... встречный иск ему в печень сели... О пресвятая дево! Вмішайся в мое дело, помоги мне врага ; своего доканать.
Входит Трофим
Трофим. Там пришел Емеля.
Мартин. Какой Емеля?
Трофим. И наш же Емеля.
Мартин. Сам?
Трофим. Сам.
Мартын (набок). Что же это за знак: и замешкался, и жениха не привез? (До Трофима.) Запрягай же свежих лошадей в нашу натачанку, и поедем со мною в состояние, а Емеля пусть сейчас идет в дом...
Трофим. Он боится идти в дом.
Мартин. Ты не сдурел? Чего он боится?
Трофим. И наших лошадей украли в огороде.
Мартин. Как?.. О господи! Новая напасть... Тащи его сюда, за волосы тяни! (Бежит к двери.) Емеля! Ирод! Супостат! Иди в дом!
Входит Емеля, босой.
Мартин. Где лошади, азіят?
Емеля. Украли.
Мартин. Украли?
Емеля. И сапоги, и кобеняк украли...
Мартин. Как же у тебя головы не украли?
Емеля. Потому что никому не нужна: у каждого есть своя, хоть плохонькая.
Мартин. Что же мне теперь с тобой делает? Га? Что?.. Хоть ты галушки не проглотил, чтобы ты вареником подавился, говори: " шкуру с тебя содрать?.. Рассказывай, анахтема, как было дело?
Емеля. И так было дело. То как приехали мы с панычом, сейчас понаходило тех судейских видимо-невидимо. ІІослали за водкой, панич достали сало, кур и принялись крушит и пить. А дальше, спасибо им, и меня угостили; а рюмка такая, что и собака не перескочит; я долго не хотел выпить повяої и таки выпил; выпил, закусил салом - у меня из дома было свое сало и хлеб...
Мартин. Скорей рассказывай! Ты с меня печени вытянешь.
Емеля. Не перебаранчайте, сударь, ибо вы меня собьете с толку.
Мартин. Я тебя с ног сколочу и шерсть на тебе вискубу!
Емеля. Вот я и забыл, что говорил.
Мартин. Говори, говори, чертов патяка, буду молчат, говори!..
Емеля. Выпил, закусил салом.
Мартин. Ну?
Емеля. У меня из дома было свое сало и хлеб.
Мартын (сквозь зубы). Слышал, слышал!..
Емеля. Напитков лошадей и хотел спать лягать, а здесь, спасибо им, еще преподнесли... Потом третий раз угостили, и уже не скажу вам: угощали еще и четвертый раз, или нет, потому что не помню, как и заснул. Утром, до восхода солнца, проснулся - не могу председателя подвести... Начал пригадувать: где я? Не припомню. Глянул набок: чьи-то босые ноги на полудрабку. Что это за тварь, думаю себе, втислася до меня на повозку, не Горпина. Дальше думаю: когда есть ноги, то должна быть и голова, - а головы не видно, только моя, и своей головы не вижу, а слышу, что на в'язах что-то такое тяжелое болтается, словно кто нацепил мешок с песком... Понемногу-понемногу поднял я голову. Смотрю: никого нет, кругом чужая обитель... Боже мой! Здесь сразу голова моя сделалась легкая, как овсяная мякина, и я догадался, где я и что со мною было! Схопивсь... сюда, туд'и -- нет ни лошадей, ни сапог, ни кобеняка! Сел я и заплакал.
Мартин. Заплакал?
Емеля. Заплакал. Горькими слезами заплакал: сапоги были настоящие шкапові и кобеняк...
Мартин. Луципір! А лошадей тебе не жалко?
Емеля. И лошади найдутся, потому что там какой-то судейский, с медной бляхой на груди, списал все: и как лошадей зовут по имени, и к которому полудрабка которая лошадь была привязана, и полудрабки розгляділи, - все как следует, я рассказал все приметы. Записали и то, что как ударишь кнутом, то Кулкат крутит хвостом собе а, Зозуля крутит хвостом направо, -все записали, лошади найдутся!.. (Вздыхает.) А сапоги и кобеняк...
Мартин. С глаз долой, паршивый рабочий! Тебе гиндйкя пасты, а не лошадей, берегитесь! Самые лучшие лошади пропали! Будешь же ты одслужувать мне за лошадей шесть лет.
Емеля. А буду. Такое дело. (В сторону.) А кто же мне одслуже за сапоги и за кобеняк? Если бы не ты, то я бы их и не брал.
Мартын (Трофима). Беги к Сидоровички, возьми натачанку или тележку, запрягай лошадей, и хоть ночью поедем к сословному.
Трофим вышел.
(Емеле). Ты чего стоишь? Ушел, не пеки моих глаз!
Емеля. И тут еще письмо от барина.
Мартин. Чего же молчишь? Давай скорей, шелепа!
Емеля (достает из шапки). И не гримайте же хоть за письмо, видите, зашил как далеко - боялся, чтобы кто не украл. Думаю: "Хоть шапку и украдет, то письмо будет целый, черта с два найдет". Нате.
Мартын (прочитав). Что его делает?.. Жених обещал приехать, как лошадей пришлю за натачанкою... Здесь грабеж... там лошадей украли!.. Память забило... (К Емелю.) Иди, умная голова, надевай лапти, поедем со мною в состояние, а Трофим поедет в город сейчас же, чтобы завтра и натачанку привез... Упряжь где ты оставил?
Емеля. Воры взяли, только чересседельник остался.
Мартин. Чтобы ты на нем повесился! И упряжь одолжи в Сидоровички.
Емеля. А лошадей которых запрягать?
Мартин. Не спрашивай меня!.. И дорогой не говори мне, потому что я тебя, каплоуха собака, чисто всего обпатраю!
Емеля. Ну и сердитый... Что то господин! (Ушел.)
Мартын (один). И язык стал как кол, и во рту пересохло!.. А сынок... сынок!.. Я тут из шкуры вылезаю, чтобы его в люди вывести, а он там п'янствує...
Входит Емеля.
Ты чего опять в глаза лезешь? Хочется, чтобы поскуб?
Емеля. Письмоводитель станового приехал, спрашивается, вы дома, и я не знал, что и сказать, боялся, чтобы не ругали... Что ему сказать?
Мартин. Зови! Проси! Видишь - дома, разве тебе повылазило?
Емеля вышел. Мартин бежит к дверям.
Палажко! Письмоводитель приехал... И-и! Я и забыл, что ее нет! Марысю! Пошли за матерью к Сидоровички, а сама вари вареники, печи цыплят, пусть девушки грибов насобирают, в сметане насмажиш, и яиц свари уснятку и молока спар!.. Пусть Емеля поросенок заколить... И квас, квас чтобы был, потому что он раз в раз с похмелья... Наверное, привез утвержденіє в дворянстве. Вот теперь, господин Красовский, я тебе покажу, какое я быдло и которое теленок мой сын... (К двери.) А, Нефодій Осипович! Пожалуйте, пожалуйте, дорогой гость!..
Завеса.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Декорация та же.
ЯВА И
Мартин. Целую ночь с досады не спал! Как прочитал Нефодій Осипович бумагу, чтобы меня безотлагательно вывести из імєнія Красовского, то как будто пять котов вскочило в грудь и вместе начали дряпать там своими острыми когтями!.. Ну, господин Красовский! Сипеш ты деньгами, чтобы меня вывести звідціля, - и я высыпаю, где надо, чтобы тебя в острог посадит!.. Нефодій Осипович за грабеж взял заявленіє, говорит: это уголовне дело!.. Красовский хвалится и хвалится!.. Хвались, хвались!.. Когда бы мне еще роздратувать его, чтобы он разбой который сделал, и на Сибирь... Сибирь? На каторгу его!.. Будешь ты знать Борулю и детям закажеш!.. Я не буду хвалится, нет, а тем временем и в острог, и в Сибирь и на каторгу тебя запру... О, не я буду! Если бы не ждал сегодня жениха, то сейчас бы поехал в огород - к поверенного, там председатель: губерньою правит! Ну, и день-два підожду... Эй, Емеля!.. Бог даст, дочь устройства, тогда заживу настоящим дворянином: собак разведу, буду на охоту ездит, в карты играть.
Входит Емеля.
Чего ты лезешь, как черепаха?
Емеля. А разве я птица? Літать не могу, пока встанешь, пока придешь...
Мартин. Ну, ну, хватит...
Емеля. Если бы человек имел крылья...
Мартин. Хватит!
Емеля (набок). Никогда не даст договорит... .
Мартин. Иди мне сейчас аж на шпиль, оттуда видно верст на пять по дороге в огород, там будешь сидеть и ждать...
Емеля. Чего?
Мартин. Слушай!
Емеля. И я же слушаю.
Мартин. Молча слушай!
Емеля. Молчу...
Мартин. Как увидишь наши лошади и нашу натачанку и будет там сидеть двое, прибежишь домой впереди...
Емеля. А как я не добіжу впереди?
Мартин. Что ты ему будешь говорить?
Емеля. Трофим же будет лошадьми ехать, а я пешком буду бежать, то хоть бы из меня и дух виперло, а я не поспію вперед, разве вместе прибіжимо.
Мартин. Не вместе, бусурмене, не вместе! А надо, чтобы ты его издалека увидел и вперед прибежал.
Емеля. Не прибегу. Лет пять назад, может, и прибежал вместе, а теперь не прибегу. Да и зачем же я буду бежать вместе с ним? Он будет ехать, а я буду бежать возле натачанки, на смех людям, как собака! И Трофим .на зло мне запустит так лошадей, и черт с ним не убежит.
Мартин. Разве ж я тебя, супесе проклятый, затем посылаю, чтобы ты наперегонки с лошадьми бег?
Емеля. А разве я знаю.
Мартын (берет его за грудь). Не знаешь?
Емеля (набок). Итак, последнюю рубашку порвет.
Мартин. Весть, известие, весть чтобы подал вперед - важный гость приедет!
Емеля. То позвольте коня взять.
Мартин. Бери, чтоб тебя за пупа взяла, только не мучай меня!
Емеля. А какого же коня взять? Я возьму Рака...
Мартин берет ного за шиворот, повернулась к двери и выводит.
И погодите, господин, я сам пойду, а то вы мне свиту порвете. (Выпихнул.)
ЯВА II
Мартын, а потом Марыся.
Мартин. Вот мука мне с этим каторжному Емелей! И выгнал бы, увы - давно служит, и привык к нему так, как не вижу долго, аж скучно. А он, черт его знает, нарочно дразнит меня, или действительно глупый немного сделался.
Входит Марыся и несет мешок. Куда это? Что это?
Марыся. Надо стирать рубашки и т.д., много набралось уже старье.
Мартин. Я тебя постираю! Страмить меня хочешь? Дворянская дочь сама стирает! Может, еще и на речку пойдешь? Для чего же то я двух работниц нанял?
Марыся. Они на огороде копают, а я что буду делать?
Мартын (набок). Действительно!.. и сам не знаю, что бы она ни делала, какую бы ей работу дворянскую найти... (К Марысе.) Ничего не делай!
Марыся. И я так же занудюсь без работы, заболею.
Мартин. Глупость? Смотри, чтобы другие делали, а сама надень мне сейчас новое платье, помой хорошенько руки и сиди, как барышне следует. И руки, руки мне мой раза три на день, не жалей мыла. Ну, на той она и так хорошенькая; а надо бы присипать еще борошенцем, - есть такое борошенце, и не знаю, как его зовут и где оно продается...
Марыся. Как себе хотите, а я, ей-богу, без работы не буду сидеть.
Мартин. Не смей мне, говорю! (В сторону.) Какую бы ему работу найти приличную?.. А! (К Марысе.) Я тебе пяльцы достану, будешь вишивать в пяльцах.
Марыся. И я же не умею.
Мартин. Научишься. Не святые горшки лепят! А шмотки однеси назад.
Марыся пожимает плечами и выходит. Пойду действительно в Сидоровички, я видел у нее пяльцы, она уже старая, не видит, то отдаст для Марыси, для своей крестницы, и покажет, как на них вишивать... Ох, пока-то все поставишь на дворянскую ногу, то и чуб тебе сверлом станет! (Ушел.)
ЯВА III
Марыся, а потом Николай.
Марыся (одна). Такое-то чудное у нас делается, что хоть из дома беги!.. Слышу я, что отец все о дворянстве болтают, а никак не разберу, чего-то дворянке стыдно делает. Странно... Первое отец говорили, что всякий человек на свете живет затем, чтобы делает, и что только тот имеет право кушать, кто еду зарабатывает; теперь же все наизнанку. Когда бы Николая увидит... Вчера был его отец в нас, говорил же он о нашей свадьбе? Николай, вероятно, знает, хоть бы пришел, успокоил меня, а то чего-то невесело на душе, как будто что нехорошо
сердце предвещает!.. Хотела вчера вечером выйти к Николаю, бес
принес письмоводителя, с ним возились до полуночи... пока
накормили... Сегодня вечером побачусь...
Николай (под окном). Марыся, можно зайти?
Марыся. Николай! Заходи, заходи - я одна: ни отца,
ни матери нет.
Входит Николай.
Николай. Марыся, моя рибонька, что же мы будем делать?.. Твой отец не хочет отдать тебя за меня!..
Марыся. Почему?!
Николай. А что я не дворянин! И теперь мой отец рассердились, хотят, чтобы я сватал дочь Котрвича.
Марыся. Что же ты сделаешь?
Николай. Не знаю!.. Посватать, вместо тебя, дочь Котовнча, разбить свои надежды, а с ними и сердце - все равно что живым лечь в гроб!.. Опять же, не послушать отца, то придется с ним поссорится! А тем временем ты, покорная воле своего отца, пойдешь по второму, тогда вдвое тяжелее моя мука будет: я потеряю и отцовскую ласку, и тебя!.. О, почему я не дворянин?!
Марыся. Ты меня любишь?
Николай. Умру без тебя!
Марыся. И я люблю тебя так же и ни на кого не променяю. Слушай же меня. Повинуйся отцу своем, и только сватать Юльку не спеши! Проси его, чтобы подождал, пока ты сам не разумеешь, - он тебя любит и пригодится! А я чем порой роздивлюсь, прислушиваюсь и розміркую, что делает.
Николай (бросается к ней). Марысю! Ты мой разум, мое сердце, мои глаза! Дай поцелую тебя за совет!
Марыся. Теперь нам не до того! Иди домой лучше, чтобы нас здесь не зуспіли, - тогда и замеры наши разлетятся...
Николай. Иду, иду, Мариночко моя! А вечером мы зійдемось снова?
Марыся. Жди меня под яблуньою в садике.
Николай. О, когда бы поскорей зашло сегодня солнце! (Ушел).
ЯВА IV
Марыся, потом Пелагея.
Марыся (одна). Так вот какое зуспіло меня горе! Дворянина отцу в зятья захотелось. О боже мой! И где же на всем широком мире найдется дворянин, чтобы так меня любил, как любит мой Николай? И я? Кого так искренне полюблю, чтобы промінять его, забыть? О, никого, никого! Лучше смерть, чем замуж за другого!..
Входит Пелагея.
Мать! Они, видимо, не знают ничего... Мама!
Палажка. Чего, деточка моя?
Марыся. Что у нас делается? Почему отец от Николая сватов не приняли? Я же вам давно говорила, что люблю его, что он будет меня сватать, и вы сами так радовались...
Палажка. Ох, деточка моя! Не пристало тебе теперь идти за Николая. Отец говорит, что мы в дворяне вышли - господами стали, а Николай не дворянин и неровня тебе.
Марыся. Неровня?.. Боже мой! А кто же нам уровня? Разве хотите, чтобы я в девках поседела?
Палажка. Не печалься, дочка, не посивієш - жених есть... красивый... и чин имеет.
Марыся. Есть?! Кто?
Палажка. Тот судейский, что приезжал к нам со Степой на масляной... Ты ему уподобалась... Помнишь? Что играл на гитаре и пел... Чин большой на нем... ростиратор, небось...
Марыся. Мама, голубка моя! Я уже давно люблю Николая, а того судейского только раз видела, не знаю его и знать не хочу.
Палажка. Ох, не причиняй же мне жалости! У меня у самой сердце болит за Николаем, я сама его люблю... и что же нам делать, что нам делать, когда теперь не приходится тебя за простого отдать, потому что мы в дворяне вышли.
Марыся. Мама! Жили же мы первое без дворянства, и все были счастливы!.. Зачем же дворянство нам показалось, когда оно горе принес? Когда через него вы хотите меня несчастной сделает, загубит мой возраст молодой!.. Мама! Я же ваша кровь, - не губите меня, отдайте замуж за Николая. Я не хочу быть дворянкой! Лучше жить на свете счастливым мужиком, чем несчастным господином, - это всякий знает!..
Палажка. Твоя Правда! Ох, правда, моя хорошая ты, моя умная деточка!.. Ты поболтала со мной-и у меня словно пелена с глаз упала. Сама вижу, что дворянство нам беду работает. А начну говорить отцу, чтобы не выдумывал ничего, чтобы жил по-старине, - то закричит, затопа ногами, начнет читать мне какие-то бумаги о дворянстве, затуркає меня, чагиркає, собьет с толку, и я думаю: может, мы и вправду уже дворяне, - и начинаю по-барски приучатся, и самой тогда хочется тебя за благородного отдать замуж!.. Теперь не знаю, шд и казаті, что и делает, вимучилась совсем и одуріла. Вот уже второй день хожу в Сидоровички, учусь дворянским обычаям, чтобы принять жениха, потому что он сегодня и приедет.
Марыся. Сегодня?! Мама! Уговоріть же папочку, чтобы не теряли меня!
Палажка. Ох, не могу, дочка, не могу, только посваримось, деточка моя, а готовку не будет! Еще и поб'ємось на старость, потому что уже два раза чуть-чуть не дрались...
За коном голос Мартина: "Сюда, сюда, только понемногу!"
Отец идет!.. Пойдем звідціля. (Ушла.)
Марыся. Что мне делать?.. Еще отцу упаду в ноги... (Ушла.)
ЯВА V
Мартин, а за ним парень вносит пяльцы; потом Марыся.
Мартин. Тут, парень, поставь и иди себе.
Парень ставит пяльцы на город и выходит.
Пяльцы! И нехитрая штука, а сейчас красоту господе придали. Как-то уж веселее горница смотрит. Пусть Марыся учится. Сидоровичка обещала показать, спасибо ей. Вот и благородная кума в пригодилась! Кумовьев всегда надо выбирать значительных и благородных! А как, бог даст, Марыся выйдет замуж, то первого внука вон как охрестю: кумом возьму, полковника Лясковского, а за куму - генеральшу Яловську.
Входе Марыся и пада ему в ноги.
Что это?!
Марыся. Не губите меня, не топите меня - я у вас одна!
Мартин. Вот господи, как испугала, аж ноги затрусились... Встань! Чего тебе?
Марыся. Не отдавайте меня замуж за того жениха, который приедет из города, - я его не люблю, я за него не хочу...
Мартин. Как?! За благородного мужа не хочешь? За кого же тебя тогда отдать?
Марыся. Отдайте меня за Николая.
Мартин. Мир наизнанку. Барышне - мужика захотелось!.. Не смей мне об этом и заїкаться!
Марыся. Я люблю Николая, и он меня любит, мы будем счастливы...
Мартин. Что это за слово такое - любит? Говори мне, что это за слово такое?.. Га? Что оно означает: чина или дворянство?
Марыся. Я не умею рассказать... Я...
Мартин. Выдумка! Финтифлюшки! Баб'ячі химерики! Чина, дворянство надо любит, а второй любви нет на свете!..
Марыся. Я себе причиню смерть, когда...
Мартин. Не серди меня, потому что я порву на себе всю одежду!.. Слышишь?.. С ума сошла девка, еще и не розгляділа хорошо благородного жениха, а уже ерегується! И жених такой, что хоть бы какая барышня, то с охотой пошла бы за него, - вот приедет, то увидишь!.. А о Николае и не думай! И я скоріще убью тебя, чем отдам за мужика; я тебя из дома выгоню, я тебя!.. И я не знаю, что сделаю!.. Вот детки! Ты для них заботишься, убиваешься, из шкуры лезешь, а они, вместо благодарности, сердце тебе раздирают надвое! Мало мне мучения с Красовским и так, и еще тебя отдам за мужика, чтобы он зубы скалила?.. Иди! Жених, может, уже с горы съезжает... Иди оденься мне в новое платье, а этих вещей чтобы я больше не слышал!
Марыся. Тату?..
Мартин. Какой я папа? Что это за папа?
Марыся. Папінька!
Мартин. И слышать не хочу! Иди, делай, что велят.
Марыся пошла.
Не знает своего счастья; сказано: молодое - глупое... Ох, дети-дети! Если бы вы знали, как-то хочется видит вас хорошими людьми, чтобы вы не черствый хлеб ели... Если бы-то знали... тогда бы вы поняли, что родители не враги вам... Вот немного постучал, а уже и увы!.. Оно же, глупый, думает, что я ей враг! Враг за то, что вытаскиваю из мужичества... А чего мне это стоит?.. Когда-то поблагодарит.
Входит Емеля.
Идут?
ЯВА VI
Емеля (задыхался, не может говорит). И-й-ду-ут!
Мартин. Чего ты так засапався? Сопеш, как подожженный лошадь. Далеко?
Емеля. Ху-ху-ху!.. Устал...
Мартин. Ты же лошадью ехал?
Емеля. Где там! Упал, к бісовому отцу, с коня...
Мартин. Я же говорю, что так!.. Далеко?
Емеля. Нет, сейчас за могилой и упал! Только что вылез на Рака, а...
Мартин. Не о том! Не о том я спрашиваю! Далеко ли едут?
Емеля. И, видимо, уже близко возле двора.
Мартин. Ты же видел, кто едет?
Емеля. А кто же? Трофим едет - нашими лошадьми и нашей натачанкою...
Мартин. А в попке сидит кто-нибудь?
Емеля. В попке?.. Не приметил!
Мартин. Чего же ты бежал, хоть ты лопнул! (Идет к окну.)
Емеля. Чисто колено сбил, болит, как печеное, прибежал впереди, а он еще и ругается!.. Черт на тебя угодить... (Ушел.)
Мартин. Он... Жених!.. (К двери.) Душко! Палазю! Приехал! Жених приехал! Одевайтесь поскорей! А господи, аж сердце забилось! Принять надо на славу... (Відчиня средние двери.)
Входе Націєвський, с гитарой в руках, в шерстяной накидке. Мартин идет к двери, расставив руки.
Милости прошу, дорогой гость!
Націєвський кладет гитару на стул. Обнимаются и целуются. Завеса.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Декорация та же.
ЯВА И
Емеля и Трофим вносят стола.
Емеля. То это жених нашей Марыси, сегодня и помолвка?
Трофим. Ага. По дороге он меня угощал возле каждого кабака, - хороший панич!
Емеля. Он же и меня угощал тогда, как сапоги и кобеняк украли, хотя бы ему...
Трофим. И что они там делают, те судейские, -такого, как галок осенью?
Емеля. Бумаги, говорит, пишут.
Трофим. Зачем же те бумаги?
Емеля. На продажу. Продают.
Трофим. И кто же их покупает, кому они нужны, разве что на сигареты?
Емеля. Получается, есть такие люди, что покупают. Вот видел поверенного, что приезжал? Лошади, как змеи, тарантас блестит, фурман, словно коробейник Улас!.. Видел? Следовательно он бумаги продает. Его фурман дал мне сигарету легкого табака и рассказывал, что, говорит, его господин какие-то бумаги пишет и продает людям, кому нужно, с того и хлеб ест, и дом имеет в огороде. Вот и наш господин, говорит, купил какие-то бумаги у него на Красовского, а Красовский, говорит, узнал, приезжал в город, заплатил дороже, и он продал ему бумаги уже на нашего господина. Так и торгует!
Трофим. Смотри!
Емеля. Всякому мужчине назначено, что делает, из чего хлеб есть и что ему мать! Вот мне назначено, чтобы я без сапог был и без кобеняка, - и украдено.
Трофим. Пожалуй, что так... А не слышал, когда будет свадьба?
Емеля. Не слышал. Вчера гуляли долго, - жених и до сих пор спит.
ЯВА II
Входит Мартин.
Мартин. Чего вы здесь стовбичите?
Емеля. Стола от Сидоровича принесли.
Мартин. Ага! Ну, беги же ты, Емеля, принеси умиваться паничеві.
Емеля и Трофим выходят.
Еще спит. Сказано, чиновный человек, не то что простой шляхтич: еще и черти на кулаках не дрались, а он вскочит и носится по дому!.. Зачем Уже я, вот, кажется, совсем выбился на дворянскую линию, а не могу утром долго спать - бока болят, а надо приучатся! Оно как-то так совсем вторую спесь тебе дает. Пришел рано, или там какое дело по дому, а ты спишь! "Дома господин?" -'спрашивают. "И еще спят!" О! И все на пальчиках... Безпремінно заведу такой порядок: проснулся или нет, а буду лежат до завтрака.
Емеля несет корыто и ведро воды.
Что это?
Емеля. И умиваться же.
Мартин. Ну и что тебе сказать? Где же ты видел, бусурмене, чтобы люди в тазиках умивались? Поросят только в корыте потрошат, а ты хочешь благородного мужа...
Емеля. И я же письмоводителеві над ночвами целое ведро воды на голову вылил.
Мартин. То інча дело мужчина сырой и на похмелье.
Емеля. А этот разве трезвый вчера лег?
Мартин. Не твое дело! Иди возьми большую деревянную миску и воды в полывяный кувшин.
Емеля. И чтобы сразу сказать, а то носись. (Ушел.)
Мартын (один). Надо где такого слугу достать, что
при горницях был, ибо старый Емеля для услуги, ничего
не тяме.
Емеля возвращается с кувшином и миской.
Там поставь, и если спит, то сходи через какое время. Емеля пошел в другую хату, входит Пелагея.
Спит еще. А что, как там, душко, у тебя: все ли готово?
Палажка. Пока люди придут, все будет готово.
Входит Емеля.
Мартин. А что?
Емеля. Потягнувсь, лупнув глазами, повернулся на другой бок и снова захріп.
Мартин. Сходи же после.
Емеля. Может, я бы там посидел, пока проснется?
Мартин. Потом, говорю тебе. Чего ты там будешь торчат, еще и сам уснешь.
Емеля. А потом прозіваю - будете лаять.
Мартин. Не трепись! Позови барышню. Где она?
Емеля. Поросенок потрошат.
Мартин. О-О-о!.. Пусть оденется и сюда идет.
Емеля пошел,
(К Пелагеи.) Я же тебе говорил, я ж'тебе просил, чтобы ты ей не давала никакой работы, руки чисто порепаються, - а ты поросенок, ее заставила патрать!
Палажка. И цыц уже, не гримай! Какой же черт будет обед варит, когда работницы не смыслят ничего.
Мартин. Палазю, Палазю, не кричи, душко, а то услышит. Ну, иди, душко, сама обед готов, а она пусть еще побудет с женихом.
Палажка.Ати жз ним болтал?
Мартин. И мы уже совсем закончили с ним: пятьсот рублей приданого, свадьба на наш счет, два года доставят в город топливо и некоторые предметы на продовольствіє и дом поставит в огороде - место у него есть.
Входе Марыся. Ну, иди же, Палазю, чтобы действительно там работницы не навредили чего в обеде, а то вместо поросенка подадут обгоревший оцупок.
Пелагея пошла. Ну, моя деточка, я уже кончил с твоим женихом. Сегодня помолвка, а на троицу и свадьбы.
Марыся. Не любите вы меня... випихаєте из дома...
Мартин. Я тебя не люблю! Господи! Душу свою готов тебе отдать!.. Для кого же я побиваюсь, как не для вас? Послушай меня, дочь моя: лучше белый хлеб, чем черный, лучше господин, чем хам! И отцовское глаз, как придется умирать, закроется спокойно, потому что душа моя будет знать, что мои унуки - дворяне, не мужики, что не всякий на них крикнет: быдло! теленок! Ох, дочка, ты не знаешь, как тяжело хлопком отметив быть, всех боятся, всех считает выше себя! И дай бог, чтобы ты не знала; а я всего попробовал и знаю. Не хмурся же, не хмурся... Жених выйдет, а ты сядь за пяльцы, будь с ним благосклонна. Сядь, доченька, за пяльцами как-то поприличнее сидите... так, будто за работой. (Сажает ее.) Этак. Я же сейчас вернусь, а ты веди себя с женихом как следует дочери Мартына Борули, уродзоного шляхтича! (Ушел.)
ЯВА III
Марыся, потом Емеля, проходит в комнату, где спит Націєвський.
Марыся (одна). Ох папа, папа! Если бы вы знали, как мне тяжело слушать ваши вещи! Как тронулись, упаси боже. Что мне делать? Чтобы не злит отца, я тем временем покірствую, а чего наговорю жениху, то пусть только слуха! Когда же и после этого не одчепиться, то пойду уже на одчай: пусть хоть бьют, хоть режут - все равно!
Входит Емеля.
Емеля (несет обеими руками миску, а в миске кувшин). Уже оделся! Ну, жених!.. Какая у него красная жилетка, аж глаза в себя впитывает!.. Откройте мне дверь, а то воду разолью...
Марыся одчиня.
Хоть бы нас угостили хорошо на обручении, дома не страшно и выпить... (Выходит.)
Марыся (одна). Выходи, выходи скорой... Может, сам одцураєшся, когда услышишь, как я тебя уважаю.
ЯВА IV
Входе Націєвський, одетый в сюртук с короткими полами. Рукава с буфами, круг плеч ужчі,. а возле руки шире. Брюки широкие, трубой, круг сапога совсем узенькі. Жилетка красная, двубортная, без манишки, с медными пугвицями, шея повязана черным шелковым платком.
Націєвський. С добрым утром, Марина Мартиновна, как спалось-спочивалось?
Марыся. Легли легко, встали еще легче; а вы как? Кажется, и легли трудно, и встали тяжело...
Націєвський (набок). Сразу сбрила! (К Марысе.) О, вы гострая и строгая!.. (Берет гитару и побренькує.) Нам с привички. Інчий раз, как вернешься от Шулемки, так еще тяжелее ляжешь, однако дела за нас никто не работает!.. А вы вышиваете?
Марыся. Нет, я не умею, так сижу, отец велели вас піджидать за пяльцами, чтобы вы подумали, что я барышня...
Націєвський. А разве вы не барышня?
Марыся. Не знаю, как вам кажется... Я простая девушка, мужичка, ничего не умею; я умею жать в поле, копит, мазать, коров доить, свиней кормить... Посмотрите, какие у меня руки...
Націєвський. И разпрекрасно! А как выйдете за меня замуж - ибо мы уже с папенькой вашим сеет дело покончили, не знаю, как вы, - тогда не будете жать, найдется вторая работа, более благородная... и руки побелеют... А по вечерам я буду вам играть на гитаре. Будет весело, у меня знакомых достаточно...
Марыся. Я за вас не хочу замуж, то папа меня заставляют, а я вас не люблю...
Націєвський. Как побрачимся, тогда полюбите!.. Любовь - эта воровка приходит зря, сегодня нет єйо, а завтра вот она! И вы еще меня не знаете! (Бьет аккорд на гитаре и поет.)
"Гандалер молодой,
Взор твой полон огня,
Я стройна, молода,
Не свезешь ли меня?
Я в Риальто спешу до заката.
Видишь ли пояс мой
С жемчугом, с бирюзой?
А в средине эго
Изумруд дорогой?
Вот тебя за провоз моя плата!"
"Нет, не нужен он мне,
Твой жемчужный убор:
Ярче камней и звезд
Твой блистательный взор, -
Жажду я одного поцелуя!"
У нас многия барышни от меня тают, и вы розтаїте.
Марыся. А я чего буду таят, я не снег.
Націєвський. Ну, розтопитесь...
Марыся. Упаси боже! Разве я смалец?..
Націєвський. Ха-ха-ха! Остроумно! Одно слово,
полюбите меня - ручаюсь.
Марыся. О нет! Вы мне противны...
Націєвський. Ето даже обидно, ибо я всегда правілая женщинам... Почему же у вас такая злость против меня?
Марыся. Я вас не люблю и прямо вам говорю, а вы таки лезете в глаза, вот за это вы мне противны.
Націєвський. И нет! Ето вы шуткуєте!.. Ето вы говорите по то простой причине, что мало знаете меня; а когда выйдете замуж, присмотрітесь и апробируете - как пишется в журналах, - тогда другоє скажете!.. А теперь заключим наш разговор поцілуєм, как жених и невеста. Поет.) Жажду я одного поцілуя!.. Позвольте!
Марыся. Этого никогда не будет! Мне легче выпить масла с мухами, чем вас поцілувать! Моя Душа к вам не лежит, и глаза мои не стрінуться с вашими; а когда вы и после этого все-таки хотите, чтобы меня заставили за вас замуж, то знайте: я люблю давно другого, слышите? Люблю второго, ему слово подала, и не разлучит нас никто - разве могила, а за вас я тогда выйду замуж, как в спасовку " соловушка запоет! Вот вам вся моя правда. И ничего нам говорить, розміркуйте хорошенько и больше к нам не приезжайте; а теперь - прощайте! (Быстро выходит.)
ЯВА V
Націєвський, а затем Мартин и Пелагея.
Націєвський (один). Любит второго... Положим, ежеле только любит, то это крупный пустяк, но ежеле любовь с финалом... Это для меня мучітєльно будит и позорно даже!.. Впрочем, до свадьбы далеко, мы и ето разузнаем; а отказаться и перед венцом можно... Как бы я не вскочіл в корыто!
За коном голос Мартина: "Так я хочу!" Голос Пелагеи "А я не хочу!"
Голос отца и матери... один хочет, второй не хочет. Желательно послушать, о чом спор? Наверно, про меня... Сюда, кажется, идут! Спрячусь. Где же?.. Здесь нет места... А, в етоиг комнате, где спал, у дверей есть кляч, за шкапом состояния. (Ушел.)
Входят Пелагея и Мартин.
Палажка. Не хочу, не хочу я твоих кумовей!..
Мартин. Цс-с! Глупая! (Идет на цыпочках к двери и заглядывает.) Нет. Пошли, пожалуй, с Марысей на проходку в садик. Не будет Так, как ты, душко, говоришь! Кумом возьмем Лясковского, - человек значительный и нужный, а кумой будет генеральша Яловская - она ягодицы хорошее даст...
Палажка. Да говорю же тебе, что я не хочу ни Лясковского за кума, ни Яловської за куму.
Мартин. В Лясковского детей нет, богатый, он и ребенка воспитає по-дворянськи.
Палажка. Как раз! Такой скупой и будет он тебе пеклуваться о чужого ребенка? Мне страшно на него и глянуть. Лучше мы возьмем кумом Гарбузинського, а за куму Трщинську.
Мартин. Вот придумала! Ну, Трщинська еще ничего кума, а в Гарбузинського своих десять, чего от него можно сподіваться для крестника?
Палажка. И никогда ты мне не уважиш; я же согласилась, чтобы мальчика звали Матвеем, а ты уважь за кумовьев.
Мартин. И не уважу! Лясковский полковник, а Гарбузинский копитан,
Палажка. И пусть тебе черт, когда так! Выбирай себе сам кумовьев, нечего было и спрашивать меня! (Идет обратно.)
Мартин. Куда же ты, постой!
Палажка. Никогда мне, через тебя поросенок еще пережарить! Бери себе кого хочешь. (Ушла.)
Мартын (идет за ней). Ты же розміркуй... Ничего в чинах не тяме (Ушел.')
ЯВА VI
Входит Націєвський, с накидкой в руках, а потом Емеля.
Націєвський (надіва накидку). Это так! Невеста с приплодом!.. Благодарю!.. Я еще только сватаю девку, а они, вижу, уже и ребенка крестит будут. Нет, ищите себе дурніщого. (Берет гитару под полу.) Давай бог ноги от такого брака. Пойду как в проходку и - поминай, как звали! (Хочет идти).
Входит Емеля.
Емеля. Ну-ка, сбросьте лишь сапоги, посидите немного босые, теперь тепло...
Націєвський (набок). Вот тебе и имеешь! (К Емелю.) С какой стати? Для какой надобности?
Емеля. И я достал немного галанської сажи, то по-чистю, чтобы блестели... Я вмент... я чистил и письмоводителеві, и...
Націєвський. А!.. Не нужно, брат. Скажи мне, есть ли здесь трактир?
Емеля. А как же без кабака? Тут сейчас за мостиком... Без ветчину нельзя.
Націєвський. То я пойду немного пройдусь, а кстати у меня есть дело до жида... (Ушел.)
Емеля (один). Похмелиться ушел... И не чудо! У мужа голова трещит после вчерашнего, по себе знаю. А наши завели ссору за кумовьев. Ну и чудные! На троицу еще только свадьба, и, может, и детей у Марыси не будет, а они уже собираются крестит внука!.. Старый хочет кумом полковника, а старая - копитана! И такое подняли, что страх! Старая уже дважды за скалку хапалась!..
ЯВА VII
Входят Мартин и Пелагея.
Мартин. Ну, ладно, ну, не сердись, душко, а то ты и при гостях надмешся, как гиндичка!.. Я уже соглашаюсь: пусть первого окрестят твои кумовья, а второго ребенка мои...
Палажка. Так хорошо! Как так, то я уже не сердюсь... Натомилася с обедом, а тут еще и через ссору... Ну, обед, слава богу, готов...
Мартин. А ты чего тут виснеш?
Емеля. И я достал галанської сажи, хотел паничеві сапоги почистит, а он пошел в трактир... Мартын. Чего? Емеля. Похмелиться.
Мартын (підступа к нему). А ты почем знаешь? Га? Разве он тебе говорил, что идет похмелиться? Откуда ты это взял?
Емеля. И я так догадуюсь, а он говорил - дело есть до жида.
Мартин. Н-ну! Не такой сегодня день, а когда я тебе зубов не повибиваю за твои вещи, то не я буду!.. Так и ляпнешь, что в голову влезет. У чиновников у каждого есть дело до жида! Беги позови его сейчас, скажи - гости собираются, будем обідать. А Марыси не видел? Емеля. В саду сидят. Мартин. Гукни и на нее, чтобы уходила.
Емеля пошел.
Пелагея (в дверь). Девушки! Готовьте стол! Мартин. Что же это нет гостей?
Входят девушки и возятся возле стола.
Палажка. Кого ты звал?
Мартин. Дульского, Протасія, Сидоровича, Рачлинського, с женами, с дочерьми, наберется достаточно.
ЯВА VIII
Входе Дульский с женщиной.
Дульский. Здоровенькі були! Мартин. Просим, просим...
Женщины целуются, садятся и тихо болтают.
Дульский. Ну, поздравляю тебя! Дай бог дождаться внуков!
Мартин. Спасибо!
Входе Протасїй с женой, двумя дочерьми. Вот и Протасїй с семейством.
Дульский прячется между бабами.
Протасїй. Всего доброго вам в дом! (До Мартина.) Голова немного болела после вчерашнего... А хорошо поет гражданский офицер, твой зять! Я еще когда жил на Дедовой Балке... А там издавна жили Кирилл Гарболінський, он был, говорят, маркитантом в тысяча восемьсот двадцать девятом году и нажился здорово: свой табун лошадей, сорок пар волов, коровы, овцы... тогда не так еще тяжело было на земле, как теперь... А мы держали сад и стал графа Рип'яшинського, на одкупі... Сад был чудесный... Одних груш, бывало, в Херсонщину фур десять одішлемо, а сколько свиньи поедят, и с тебя достаточно того, что мы тогда вскормили десять кабанов, и какие кабаны!..
Между тем, как Протасїй говорит, входит еще Сидорович с женщиной, здороваются, женщины целуются; входит Марыся; Сидорович взглянул на Протасія, махнул рукой и пошел к Дульского. Слу один Мартин, который тоже пустынный Протасія, и тот, смазавши десять слов на ветер, заміча, что никто его не слу, замолчал и в этот момент увидел Дульского.
Ага! Дульский уже здесь! Господин Мартин, а скоро будем обідать?
Мартин. Вот сейчас придет господин наш, он пошел немного прогуляться...
Протасий (Цульському). Вот й хорошо, пока обідать, я тебе кончу в церковь, - вчера недоговорил, кто-то перебил.
Дульский (набок.). Никуда от него не спрячешься, заговорит на смерть.
Входе Рачинский с женщиной и еще гости. Целуются. Протасий застукал Дульского и рассказывает ему, а тот только головой качает. Мартин начинает томится: то в дверь походит, то на столе поправля, то женщину манит к себе пальцем, шепчеться с ней, разводит руками, зовет Марысю. Под конец монолога он совсем обеспокоен.
Протасий. Так вот, знаешь, мы поехали в Кременчуг с Сидором Карповичем Жироїдовим, может, слышал?.. Он лет пятнадцать, а может, и двадцать будет, как умер в Яструбинцях ... царство ему тебесне... Балка упала на голову и убила его... славный человек - яз 'им спізнався еще в Плискові, імінії графа Лопушанского, Лопушанский охотник был на всю округу... Я в него достал себе борзую, и такая была собака, зайцьові и писнуть не даст... Поехал в Плисков своего давнего знакомого Ивана Жука, а ста рый Жук и говорит: жаль, мельница стоит, поправляют. Ничего делает, мы стали кормить волы, а тут пришел Сидор Карпович - он подрядился в Розлогах, в Херсонщине, строит церковь и вот попросил меня пое хать с ним в Кременчуг леса куповать. Дело было ранней весной. Не доезжая Кременчуга, огород Крылов, а там живет мой давний приятель, еще и кум - Супостатов. Лесом торгует. Мы с ним в вен-герську кампанию 16 познакомились, я крестил его женщиной дочь в Митрофанова, - может, знаешь? Елена Вікентьєвна...
Входит Емеля.
Емеля. Оказия, господин...
Мартин. А что? Где панич?
Емеля. Подался в город.
Мартин. Как?
Емеля. Наняв Шулима, и тот его повез на своей коняці в огород.
Мартин. Врешь, іроде!!
Емеля. Побей меня бог! Я сам видел, как выехал из двора, еще и сказал мне: кланяйся своему господину, скажи, чтобы не ждали меня более никогда... Я, говорит, пошутил!.. Жид ударил кобылу кнутом, повозка затараторила, и я больше ничего не слышал.
Мартин. О господи! Что же это? Насмешка? Не может произойдет, тебе так показалось!
Емеля. И пусть мне повылазят! Когда не верите, то спросите Голду.
Мартин хватается за голову и сида, гости всполошились, шепчутся.
Дульский. Пойдем, господа, видите - человек в такой оказии, чего нам здесь торчат.
Получаются.
Первый гость (на отходе). Вот тебе и помолвка...
Второй гость. Вот тебе и чиновный жених... Ха-ха!
Протасий. Я тебе вторым разом расскажу. Прощайте!
Все выходят.
Мартын (вскакує). Осудовисько! На весь мир осудовисько!! Палажко! Что мне делать? Что нам делать?..
Пелагея (обніма Марысю). Бедный мой ребенок! Ославил, покинул!.. (Плачет.) Кто тебя возьмет теперь?..
Мартин. Цыц!! Я ему так не подарю!. А мизерный, а хреновое! Кипит моя кровь!.. Кипит!! Мне страму, дочери страму!.. Перед всеми дворянами страму... Нет! Я же и тебе, я же и тебя... (Бежит к двери и гука.) Емеля!
Емеля. Я здесь, вот.
Мартин. Седлай мне Рака, а сам садись на Блоху.
Емеля вышел.
Палажко! Множество арапник, давай шапку!
Палажка. Опомнись, что ты делаешь?..
Мартын (тупая ногами). Не спрашивай!! Делай, что велю!
Пелагея пошла.
Я же на твоей спине всю свою обеда выпишу!.. Я же тебе...
Марыся. Папінька...
Мартин. Молчи! Вон пошла!
Марыся вышла.
Не будешь ты славит, а ты будешь струпья лечит!
Палажко! Давай шапку, давай арапник!.. О, злость меня задавит... Емеля! Живей!
Входят Емеля из средних дверей, Пелагея - с боковых. Пелагея подает шапку и арапник.
Емеля. Готово!
Мартын (надіва шапку, берет арапник). Бери и ты кнута, за мной! Я же из тебя сделаю писанку!.. Я же покажу тебе, как шуткувать с дворянином!
Мартин и Емеля выходят. Пелагея обнимает Марысю, плачут. Завеса.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Декорация та же.
ЯВА И
Входят Степан и Емельян. Степан одет по-дорожному. Емеля несет за ним ящик.
Степан. Ну, слава богу, дома. (Раздевается.)
Емеля. Где его поставит?
Степан. Стал тут и доказывай поскорей, как дальше было. Далеко же вы его догнали?
Емеля. Вот сейчас на повороте, возле раскопанной могилы.
Степан. Ну?
Емеля. Стали наближаться, а панич тот, вероятно, познал нас, начал штовхать жида в спину; а жид оглянулся и сейчас затріпав обеими руками, зашарпав вожжами кобылку и ну ее цвьохать кнутом; а кобылка в карьер пустилась, а мы еще хуже предположили. Лошади наши потомились, потому что мы с места в карьер погнались. Блоха уже стала спотикаться, а Рак аж стонет под господином! Они не убегут, а мы не доженем... А у могилы дорога перепахана, повозка запрыгала по бороздам, потом задок схиливсь на левый бок, потом одско-чило колесо, ось одбилась, кобылка стала, жид вскочил и что есть духу попер в сорняки.... Тут мы их догнали... и я напарил жида, а барина господин угощали.... Спасибо, чумаки отняли, а то, видимо, и убили бы. А потом господин слезли с коня, стали пить воду, трясутся и упали как неживые... Чумаки те их и домой довезли.
Степан. Вот несчастье!.. Иди же випрягай лошади.
Емеля пошел.
ЯВА II
Степан, а потом Марыся.
Степан (раздевается). И кто бы ожидал, что так закончится сватовство? Хорошо и Націєвському сердечному досталось, однако хоть бы тебе пару изо рта пустил!.. Как приехал, то слабів две недели. Я его спрашиваю: а что, как?.. Ничего, говорит, принимали горячее. Теперь и сам вижу, что горячо. Плохи наши дела, все пошло кувырком - и в дворянстве одказали, и земский суд отменили, и я остался за штатом - и куда примоститься, сам не знаю...
Входе Марыся.
Марыся. Степа! Приехал? Здравствуй, братец! (Обніма его.) Слава богу, что ты приехал, - мы уже с мочи выбивались и совета не дадим!.. Отец очень слабые, по - видимому, умрут. (Плачет.)
Степан. Что же ему такое?
Марыся. Равно до второго... Тут оказия с тем женихом, ты, наверное, слышал?
Степан. Слышал, Емеля рассказывал.
Марыся. Не успели отец очунять после той оказии, а тут Красовский собрал людей, выгонял нас из деревни, хотел развалит дом; отец очень сердились, ссорились, кричали, и с ними сделалась какая-то причина: упали на землю совсем как мертвые. А, не приведи господи!.. Мы с матерью в ногах у Красовского валялись - с трудом одпросились на месяц, да и то дядя Гервасий заступились... И это еще не конец! Прошло сколько дней, отец стали поправятся, как снова получили бумагу, что в дворянстве одказано, и совсем уже заболели, из сил выбивались, ничего не едят... все вздыхают и читают ту проклятущу бумагу... Если бы хоть с Красовским помирились, а то он уничтожит нас совсем; завтра срок вибираться, а куда вибираться, что делает со слабым отцом, сами не знаем! Слава богу, хоть ты приехал!
Степан. Вот наказание господне!.. Не знаю, как и признаться теперь отцу!.. Я уже, Марыся, тоже не служу - меня оставили за штатом.
Марыся. .Не говори, не говори отцу, упаси боже! Они сейчас и умрут, как еще узнают, что и ты не служишь. После скажешь...
Степан. А мать где?
Марыся. Пошли к дядюшки Гервасія просит, чтобы помирился с отцом, не даст какого совета, - его так папа любили, завиїе слушали - и поссорились...
Степан. А за что же уже с Гервасієм папінька поссорился?
Марыся. Много говорит, я тебе после расскажу, - а теперь иди к отцу, они тебя очень нетерпеливо ждали. Только не говори, что ты не служишь, упаси боже! Последо...
Степан. У меня аж ноги стали трясется... Столько беды вокруг, что и... (Махнув рукой, пошел в боковые двери.)
ЯВА III
Марыся, а потом Николай и Степан
Марыся (одна). А, господи милосердный! Верни ты покой и мир в нашу семью! Так уже намучились все, что, кажется, и умереть было бы лучше, чем ежедневно турбоваться и не видит края всем бедам и напастям! На дядюшку Гервасія вся надежда... ублагають же его мать?
Входит Николай.
Ну что? Мать у вас?
Николай. У нас. Отец пригодились, сейчас придут сюда. Я услышал и побежал поскорей тебе сказать про эту радость! Может, и нам счастье снова улыбнется!
Марыся. Слава богу!
Николай. Кажется, и Степан приехал?
Марыся. Приехал, он у отца.
Николай. То я останусь...
Входит Степан.
Степан. Иди, Марыся, папінька тебя зовут. А, Николай! Здравствуй.
Николай (поцеловавшись). А что, как отец?
Степан. Хоть и не спрашивай!.. Померкли совсем.
Николай. Ты надолго приехал?
Степан. Совсем!
Николай. Вот и чудесно! И который же. я рад, что ты зостанешся в селе! Вновь затоваришуєм.
. ЯВА IV
Входят Пелагея, Гервасий и Протасий.
Палажка. Степа! (Обніма и целует его.) Что? Видел отца?
Степан (вздохнув). Видел.
Пелагея (через слезы). Как смерть... как смерть.
Гервасий. Успокойтесь, успокойтесь, - слезами не поможете.
Степан. Здравствуйте, Гервасий Семенович! Протасий Матвеевич!
Гервасий. Здоров, козаче, здоров!
Чоломкаються.
Протасий (чоломкається). Как же служебные дела?
Гервасий (увидев Николая). А ты чего здесь оказался?
Николай. Услышал, что Степан приехал.
Пелагея (к Гервасія). .Заходьте же, Гервасий Семенович, прямо сюда.
Гервасий. Может, впереди вы ему сказали, чтобы не встревожит.
Палажка. Ну-ну, хорошо, я скажу. (Ушла.)
Гервасий. А что же, Степан Мартынович, скоро столоначальником будешь?
Степан. Где там! Я уже не служу, Гервасий Семенович.
Гервасий. Ну?!
Степан. По штату остался.
Гервасий. О?! Слышал, слышал, - мне говорил Красовский, земский суд отменили. Так ты, выходит, лишний!
И зачем тебе служба? Много же ты там брал жалование?
Степан. Два года ничего не получал, а вот на третий, по раскладке, два с половиной в месяц назначили.
Гервасий. Два с половиной?! Господи! Здоровый, молодой человек два года дурно сидит, а на третий в месяц получа два с половиной!!
Протасий. Я еще, как служил у покойного землемера, Харитона Харитоновича Кацавейченка, он жил в Трахтомирові, на Дворянской улице, в доме... дай бог память... в доме графа...
Гервасий (маха рукой на Протасія и перебива его). Послушай меня, Степан, оставь мнение о чиновнике! Совсем одурів старый: рабочему плате на своих харчах тридцать рублей, а сын, вместо того чтобы приучат к хозяйству, отдал в службу - байды бить!.. Теперь не те времена, с твоей наукой далеко не заскочиш. И все то дворянство наделало. И отца надо збить, чтобы он из дворянской зарубки зскочив, потому что все хозяйство пойдет прахом, а чиновника с тебя не будет...
Степан. И я уже набил руку, Гервасий Семенович, некоторые бумаги и сам умею писать...
Протасий. Покойный землемер Кацавейченко...
Гервасий (не слу Протасія, к Степану). Плюнь ты на это дело! Отец старый, слабый, а одному сыну, имея хорошо свое хозяйство, не стоит тиняться по канціляріях и за два с половиной в месяц тратит здоровье, сводит готовы деньги на одежду, на еду... Хорошо, как дослужишся до чего путного; а как так и умрешь канцеляристом, а хозяйства не научишься, не привикнеш, - что же делает под старость? Вот и теперь - по штату, если бы не было хозяйства, его делает? Брось, сынок, берись за прадідівське рукомесло.
Степан. И... оно... я и сам вижу теперь... я не... не знаю, как отец...
Гервасий. Вот я с ним поговорю.
Степан. Теперь не говорите, Гервасий Степанович, потому что, упаси боже, еще хуже заслабне...
Гервасий. Я знаю, когда сказать, только не потакай отцу, не ищи дворянства, все будет хорошо.
Пелагея (из дверей). Идите, Гервасий Семенович!
Гервасий идет.
Обрадовался старый, аж как будто ожил немного!
Гервасий и Пелагея пошли.
ЯВА V
Протасий, Николай и Степан.
Протасий. Степа!
Николай.! Идите, я вам расскажу.
Николай и Степан берут стулья и садятся круг Протасія. Вот Гервасий говорит, что два с половиной мало, а как я у покойного землемера Кацавейченка брал полтора! Правда, раз в командировках, то на его харчах... Раз, знаете, поехали межувать землю к Губачевських-Носачей... Они жили тогда все в содержании Семикратах... а отец их, - никто из вас не знал отца? Он лет пятьдесят назад как умер, не знали?.. Нет, нет, не знали... Перерезал себе горло бритвой... Он был женат на Свербихвостовій, - там была лукавая женщина, упаси боже всякого крестного от такой!.. Смолоду крутила хвоста с уланами... Недалеко от них стоял уланский повк, так она одного улана... вот забыл, как его фамилія... на уме вертится... так как на птицу, или на жеребенка смахивает... так окрутила, что он оставил службу и переехал к ней в деревню будто управляющий и начал заправлять... Ги! Ги! А сам Губачевський-Носач здесь же живет и ничего не говорит... Заперся себе в своем кабинете и словно его нет... Ги! Ги!.. Так мужикам стало жалко господина, он, покойный, добрый человек был, и таки улан тот... вот забыл фамы-лию... обижал их. Застукали мужики того улана... Ксьокачевський! А чтоб тебя, да-да, Ксьокачевський! Я же говорю, что на жеребенка похоже, - ксьо, ксьо, Ксьокачевський! Застукали на току, связали и одвели в состоянии! Этакое было... А под старость, как уже начало от старой Губачевської трухлявым деревом одгонить, она добивалась от старого Губачевського-Носача любви... все пела ему: горн, гори, моя лампада... Ги! Ги! И до того его довела, что он перерезал себе горло бритвой. Так съехались наследники, и надо было розмежувать землю. Кацавейченко покойный - царство ему небесное - и говорит мне: бери астролябию - поедем! А дождь как из ведра...
Выводят Мартина под руки Гервасий и Пелагея, Марыся идет за ними.
То я вам последо докажу. Это очень интересно.
ЯВА VI
Мартын, Гервасий, Протасий, Пелагея, Марыся, Николай и Степан. Мартина сажают на стулья. Он желтый - от разлития желчи.
Мартин. Здравствуйте!.. Видите, как перевелся Боруля!
Гервасий. Послушай же меня. Мартин, я тебе добра желаю. Сейчас и поздоровшаєш.
Мартин. Нет... еще поеду в город, повезу все дворянские бумаги Каэтаной Иванович...
Гервасий. Опять за свое! Мало тебе беды за то причудливое дворянство?
Мартин. Бумаг же, бумаг много... Пять лет дело шло... совсем было признали, сопричислили... и не утвердили! И за что? Пустяк! Сказано в бумаге, что не так хвамилія стоит: в новых бумагах - Боруля, а в старых - Берулля!.. Хотя бы потому писцу руки назад лопатками повикручувало, что написал - Берулля... Я и сам не знаю, кто я: Боруля, Берулля... Может, и Берулля!.. И так и бросят? Сожалению жив берет меня за сердце... А может, еще Каєтан Иванович...
Гервасий. Вытянет из тебя какую сотню или две.
Мартин. А как докажет, что Боруля и Берулля - одинаково?
Гервасий. Почему же он до сих пор не досказал? Поверь мне, Мартин, ничего из этого не будет, только хозяйство сведешь, детей старцами сделаешь и сам умрешь в бедности. Чего же ты хочешь?
Мартин. Дворянства...
Гервасий. Нет, торбы! Оно же тебя в болезнь угнало, глянь на себя... оно тебя поссорило с Красовским и со мною, - все твои беды от него!.. Хозяйство еле живет, а дворянство без ума и без науки хлеба не даст. Послушай меня: спали все бумаги, чтобы не чесалось, потому что ты слаб на дворянство и умрешь от этой болезни.
Мартин. А как утвердят?.. Может, хоть после смерти утвердят...
Гервасий. Ну, делай как хочешь!
Палажка. Старый, призри на нас, послушай Гервасія, зачем нам то дворянство, как ты умрешь, а мы без хлеба останемся...
Марыся. Родной мой, дорогой пап... папінька! Нам не надо дворянства; одного желаем: чтобы вы выздоровели, и снова будем жить весело, как когда-то...
Боруля шука глазами Степана.
Степан. И я, папінька, не хочу дворянства...
Мартин. И ты, Степа?! Не хочешь? Дворянства не хочешь?.. Ты? (Вздыхает.) Все не хотят... Мужики... мужики!.. (К Пелагеи.) Пойди, душко, принеси палятурку, там у меня под подушкой...
Пелагея пошла.
Пусть Емеля принесет соломы и затопе печку.
Марыся пошла, а через какое врсм'я возвращается с Емелей, который вносе солому, засовывает в печку и подтапливает.
Потухнет послидняя искра от бумаг, потухнет моя жизнь... Умру на ваших глазах, увидите!
Пелагея вносе палятурку, полную бумаг. Мартин решает.
Право на дворянство!.. Грамота... герб!.. И это все сожжет?.. (Читает сквозь слезы.) Отношение Дворянского депутатского собрания от 16 февраля 1858 года. № 1541 о признанії рода Борули в дворянстве. (Говорит.) Было же, получается, что признать... Аттестат прапрапрадеда. Подписал сам суперетендент Савостьян Подлевський... Бумага синяя... как лубок... старинна бумага! (Чита.) Отношение Казенной Палаты о несостоянії рода Борули в подушнім окладе... (Говорит.) Везде Боруля, а там где Берулля!.. Ох!.. Копия свидетельства двенадцати дворян, что весь род Боруль всегда вел род жизни, своиственний дворянам... Особенно я! Герб... герб!.. Красное поле, а по красному полю крест голубой, знамена сверху и внизу две пушки...
Емеля. Поджег, горит!
Мартин. Не кричи! Чего кричишь? Выдай тебя черти подожгли в аду, - спешишь! И своими руками сожжет дворянские достоинства?.. Не могу!..
Гервасий (хочет взять). То давай, я сожгу.
Мартын (захища бумаги). Постой, постой! Дай я еще надивлюся на них!.. Хоть герб оставить на память внукам, и грамоту прапрапрадеда, и аттестат...
Гервасий. Чтобы вновь розсвербілось дворянство? И не будь ребенком, жги!
Мартин. А!! Ну, подведите меня!
Подводят.
(Он берет бумаги, делает два ступни до печки и становится.) Не могу!! Руки дрожат... в сердце колет...
Емеля. То отдайте мне, господин, надигарки!
Мартин. А чтоб ты подавился! А чтобы ты утонул!.. Дворянские бумаги на сигареты?! Счастье Твое, что я слаб.
Емеля. И что же я такое сказал?
Мартин. Молчи! Потому я тебе из носа шампиньон сделаю!
Емеля. Пока соберетесь, то оно и погаснет. Пойду еще соломы внесу.
Мартин. Степа!.. А как же ты будешь служит без. дворянских бумаг? Тебе и чина не дадут?
Гервасий. Да он и так не служит, его оставили за штатом, -земский суд отменили, теперь такие чиновники не нужны.
Мартин. Как?!
Степан. Так, папінька! Это правда, и я боялся вам сказать! Нас тридцать человек оставили за штатом.
Мартин. За штатом?.. Не служишь?.. Не нужен?.. Земского суда нет?.. Ведите меня!!
Ведут.
За штатом!.. (Бросает бумаги в печь.) Горят красно, как кровь дворянская, горят!.. О-О-о! Несчастный холоп Мартын Боруля!.. Теперь ты быдло! Быдло! А Степан - теленок! (Рыдает.) Пустите! Спасайте бумаги!.. Я сам поеду в дворянское собрание, в сенат поеду... (Підбіга к печи.) Сгорели... Тысяча рублей сгорела, половина хозяйства пропала, и все-таки - быдло! (Тихо плачет.)
Палажка. Хватит, старик! Слава богу, что дворянство сгорело! Теперь будем жить по-старосвітськи...
Степан и Марыся (целуют его). Папінька, успокойтесь!
Мартин. Не говорите на меня теперь папінька, говорите папочка!
Гервасий. Успокойся, Мартин!.. А теперь я снова прошу тебя: давай поженим наших детей, они целуются, а мы на свадьбе забудем все беда! И повелеваем им, чтобы внуков наших хорошо .вчили, то и будут дети их не дворяне!
Мартин. Яс радостью! Идите, дети, сюда. Пусть вас бог благословит, и учите, учите детей своих,
Марыся и Николай обнимают Гервасія, Палажку, целуются со Степаном.
чтобы мои внуки были дворянами.
Протасій.Ая вам на этот случай расскажу интересную вещь... Лет тридцать назад...
Гервасий. Пусть на свадьбе кому-нибудь расскажешь.
Протасий. Га?
Гервасий. Говорю, на свадьбе кому-нибудь расскажешь.
Протасий. Тьфу! Где черт упре этого Гервасія, то прямо и рта не разевай...
Входит Емеля с соломой.
Мартин. Не надо, сгорело! Все сгорело, и языков старая моя душа на том огне сгорела!.. Слышу, как мне легко делается, как новая душа сюда вошла, а старая, дворянская, пеплом стала. Возьми, Емеля, пепел и развей по ветру!..
Емеля. И что бы это было на сигареты отдать!
Завеса.
1886. Новочеркасск