На начало 40-х годов большинство мастеров «веселого цеха» была расстреляна, некоторые еще отбывал «невинную вину в лагерях, молодые литераторы, помня о трагической судьбе старших собратьев, не спешили проявлять свои сатирико-творческие способности. За этих безнадежных для развития жанра обстоятельств привлекает внимание возобновления деятельности «Перца», журнала сатириков и юмористов, который сплачивал творческие силы, поддерживал искания на терн и искусства смеха. В обращении от имени редакции журнала к читателям «Перец» провозглашал: «Поднимаю руку и клянусь: держать себя всегда сухим и горьким, честно, не взирая на лица, перчить и приперчувати...». Дальше называл разных нечестивцев, как бракоделов, бюрократов, нет недостатка в обещаниях, казнокрадов, болтунов, пьяниц, хвастунов и др. И уже от пятого числа журналу, как и писательству в общем, пришлось настраиваться на борьбу с врагом - началась война.
В первых отзывах на трагические события юмористы поднимали фашистов на глузи, иронизировали над их претензиями на мировое господство, шутливо обыгрывали различные детали вражеских захватнических планов.
Как и все жанры литературы, сатира ищет свой тон, свои краски и образы, которые бы успешно служили задачей разоблачение врага. Лирику, по крайней мере самые примечательные ее образцы, наполняет гражданско-публицистический пафос зов, обращенный К защитникам родной земли, чувство презрения и ненависти, что набирало формы публицистического и сатирического высказывания. Сочетание глубокого лиризма, публицистичности и иронического и сатирического тона в неоднократных случаях свидетельствуют стихи П. Тычины («Мы идем на бой», «мы Тебя уничтожим - черт с тобой», «Украина борется»); М. Бажана («Клятва», «Пощады псам нет!»); М. Рыльского («Письмо к Янки Купалы»); А. Малышко («Україно моя»); В. Сосюры («Иду», «В сердце отвага соколиная»).
Поэзия антифашистского направления становится и страстным призывом к борьбе, и острым осуждением врага. Находятся в движении, в динамических изменениях ее художественные формы, открытые для иронии, сатиры, сарказма. «Марш и лозунг, басня, памфлет, обличительное послание и частушки,- отмечает П. Тычина в выступлении на распространенном президиума СП СССР в январе 1942 г. в Москве,- звучат во всех украинских поэтов, как в тех, о которых я уже говорил (в Г. Бажана, А. Малышко, М. Рыльского, В. Сосюры, Л. Первомайского.- Авт.), так и у Павла Усенко, Саввы Голованивского, Николая Шеремета, Сергея Воскрекасенка, Ивана Неходы, Михаила Стельмаха и др.» К
Активно ищут подходящие к новым задачам художественные формы и средства прозаики. На страницах журнала «Перец» и других изданий появляются небольшие фельетоны, иронические диалоги, улыбки-миниатюры, анекдоты, подслушанные авторами в жизненных ситуациях. В произведениях прозаиков оказывается одна из примечательных признаков, как близость пафоса и тональности повествования, ее образно-языковой ткани до морально-этических и эстетических народных источников. Характерны с этой точки зрения короткие рассказы Ю. Яновского («Генерал Макодзьоба», 1942) и П. Панча («Хочется курице просо»; «Кукушка», 1943), в которых люди мирных профессий изображаются мужественными воинами, мудрыми и сообразительными народными героями. И хотя сегодня нетрудно заметить некоторую декларативность и упрощения в характеристиках отдельных персонажей, порой недостаточность трагизма изображаемых ситуаций на оккупированной фашистами Украине, все же справедливо будет отметить: художественно глубже сказания о людях смелых и непокоренных поднимали моральный дух воинов на фронте и партизан во вражеском тылу, укрепляли их веру в победу.
Одна из таких рассказов - «Генерал Макодзьоба» - про народного мстителя, за голову которого фашисты назначили денежное вознаграждение. В произведении слышится отголосок народной обличительной сатиры, в частности знаменитого «Письма запорожских казаков к турецкому султану» («Слушай ты, дурак божий! Мало даешь за мою голову...» - начало пренебрежительного послание Макодзьоби до фашистского генерала фон Лера).
Лаконичные рассказы, анекдоты П. Панча на темы борьбы с оккупантами написаны в ключе «простонародного» юмора. Это были выступления на «злобу дня»: работая в 1942 г. на радиостанции «Советская Украина», что вела передачи на оккупированные врагом украинские земли, писатель оперативное обеспечивал литературный отдел «горячим» злободневным материалом.
Интенсивное художественное освоение сатирой и юмором в дни войны народных источников, сокровищ народного юмора (шутки, анекдоты, смешные рассказы, остроты, фразеологизмы, пословицы и поговорки и т.д.) объясняется по меньшей мере двумя важными факторами. Во-первых, объединение всех сил в условиях смертельной опасности порабощения требовало углубления народности литературы и искусства, в чем они должны были черпать вдохновение и опыт у народа - в его культуре, эстетике, в его духовных и моральных ценностях. Во-вторых, используя в профессиональном творчестве художественные формы народной поэзии и прозы, писатели заботились о массовости, широкую доступность, доходчивость своего слова.
Работая на той же радиостанции рядом с опытным П. Панчем, молодой поэт-юморист Д. Белоус подает на радио и в прессе лаконичные и незатейливые по форме стихи, в основе которых - народно-разговорные смешинки, шутки, остроты. Это произведения в целом вроде «Ответа по существу»: «- Немцы тюпають домой,- говорит наш Никита.- Бьют их хорошо: вот в чем собака зарыта!» (Перец. 1945. № 5-6).
К короткой формы радіокоментарів обращается Я. Га-лан - пишет полемически-обличительные памфлеты и фельетоны, затем составили сборник «Фронт в эфире» (1943). Прибегая к средствам публицистики и сатиры, писатель разоблачает геббельсовскую пропаганду, замешанную на сознательном искажении реальных вещей и на обычной лжи («Пираты эфира» и др.); гитлеровский тотальный геноцид, внедряемая в Украине, Польше («Каннибалы», «Треблинка» и др.); вспоминает порабощен Львов (здесь высказывается горячая вера в незабарне освобождения исторически славного города - «Львиное город»). И, объективно, писатель составил немалую дань своему времени, разрабатывая тему борьбы с украинским, как тогда считалось, буржуазным национализмом,в условиях безраздельного господства коммунистической идеологии проводники идеи самостоятельной Украины и практические действия во имя осуществления этой идеи оценивались однозначно негативно. Последнее обстоятельство наложило свой карб и на ряд памфлетов и фельетонов Я. Галана послевоенных лет.
Примечательным явлением украинской послевоенной сатиры и публицистики стали написанные на основе нюрнбергских впечатлений памфлеты Я - Галана (они составили сборник «их лица», 1947) и «Нюрнбергские письма» Ю. Яновского, напечатанные в журнале «Отчизна» и других изданиях (1945-1946). Оба писатели как посланцы украинской прессы находились в Нюрнберге на Международном трибунале над фашистскими военными преступниками, и каждый в собственной творческой манере, согласно видение событий, осуществил художественное исследование фашизма от его зарождения и до военно-государственного краха.
Нюрнбергские процессы Я - Галана и «Нюрнбергские письма» Ю. Яновского показали утверждения в украинской послевоенной литературе политической сатиры. Беря свое начало в дни войны, она уже в первые послевоенные годы выходит на заметное место. Этому способствовал немалый опыт мастеров - фельетоны и памфлеты Остапа Вишни («А народ войны не хочет»), «Перчіль в поход собрался»); Ю. Смолича («Что произошло на процессе Петена», «Д. К. М.»); П. Козланюка («Рыцари Уолл-стрита», «Французская анкета»); выступления на внешнеполитические темы С. Олейника, С. Воскрекасенка, Д. Белоуса, В. Ивановича, Есть. Бандуренка.
Разумеется, время бурных социально-политических изменений и распада бывшего Союза ССР вносит свои коррективы в оценку социальных и политических процессов, событий, явлений далеких для нас 40-50-х годов. И в этом освещении становятся очевидны и случаи зависимости авторов сатирических произведений от идеологических догм и штампов, и упрощенный, поверхностный подход к изображению тех или иных реалий зарубежной действительности.
Критика и литературоведение в разговоре о тематическое разнообразие творчества писателя или группы писателей охотно пользуются ходячим штампом: круг тем. Если бы воспользоваться этим определением в отношении идейно-тематических и художественных движений сатиры и юмора, то нужно было бы представить круг, разделенный на несколько разновеликих плоскостей, каждая "из которых получила бы свое название, а именно: политическая сатира, юмор жизнеутверждения, или «позитивный» юмор и сатира на темы нашей внутренней жизни. Именно такие идейно-тематические «массивы», характеризуя лицо сатиры и юмора 40"-50-х годов, определяют линии ее развития.
Юмор положительного характера, или, как называли его критики, позитивный юмор, особенно заметно заявил о себе в 40-е годы. Одна из его особенностей - углубление в .звичне, обыденное. Именно здесь, в труде, в обстоятельствах человеческого бытия, во взаимоотношениях персонажей с окружением рождаются зерна поэтического юмора, характеризующие человека, его отношение к себе и к обществу. Простые и обычные профессии этих героев. В С. Олейника - это колхозный шофер, тракторист, хозяйственные колхозники, драмгуртківці в сельском клубе («Николай Калюжный», «Василий Фомич», «Император», др.); в С. Воскрекасенка - девушки-работницы, коваль («От души», «Песня о смерти и кузнеца деда Василия»); в Д. Белоуса - молодые шахтеры, плотник («Письмо забойщика к землякам», «Колесник»). Они с увлечением рассказывают о своей работе, душевные переживания и настроения. Улыбка же, юмор, шутливо-оптимистичный тон речи идут от гордости, чувства собственного достоинства и нужности людям. Такой гражданский и морально-духовный статус героев, их стремились изобразить (и это нередко удавалось) юмористы, можно понять, если напомнить: они еще недавно, несколько лет назад, пережили страшную войну с фашистами, нередко были ее участниками и чувствовали свою причастность к Победе.
Одновременно на поприще гумористики появлялось немало произведений, связь которых с позитивным юмором был не больше, чем внешне формальным. Имеем в виду стихи и прозаические фельетоны поверхностны, лишены новых, художественно-исследовательских качеств; життєствердність, оптимизм мироощущения, гражданское достоинство персонажей подменяются бодрым их актом. Художественные сверхрасходы в гумористиці этого направления, прежде всего связанные с поверхностным отношением к жизни и верой авторов в бесконфликтные формы его развития.
Тем временем отношение тогдашней критики к гумористики было противоречивым и не всегда объективным. В 1949 г. Остап Вишня, останавливаясь на сборке С Олийныка «Наши знакомые», справедливо утверждает, что в юмористической литературе родился положительный герой: «Позитивный юмор в юмористической литературе - очень интересное явление, новое, своеобразное, оно расширяет горизонты жанра сатиры и юмора, дает ему новые пути, новые возможности» '. Предостерегая, что нужна и сатира, что ей еще много предстоит бороться с различными недостатками в жизни, он на вопрос, будет ли существовать в будущем юмор, отвечает утвердительно и отдает ему предпочтение над сатирой: «Ого, еще какой будет!
Но это будет смех утверждающий, радостный, ясный, теплый...
Советские юмористы его и начинают».
Б. Мінчин, один из новобранцев литературно-критического цеха, в статье «На вооружении - смех» констатирует: рождается новый жанр юмора (тут же объясняет: возникает он не из критического, а из оптимистического восприятия). Однако буква турознавець, не избежав настановчого тона, противопоставляет «новый жанр» гумористики сатире. «Надо,- пишет он,- чтобы это нового рода юмор занял в творчестве мастеров сміхового цеха заслуженное место, чтобы круг авторов, которые разрабатывают такой жанр, все время расширялся. Потому что именно в таком гуморові принадлежит будущее».
Такие установки легко «вписывались» в атмосферу тогдашнего общественно-политической жизни, когда компартия ориентировала художников прославление, воспевание, жестко регламентируя и ограничивая критический пафос в искусстве.
Со временем оказывается противоположная позиция относительно гумористики положительного направления - критическая, откровенно негативная. Свои негації в этом вопросе высказал Ю. Бурляй. Справедливо выступая против «наклеивания», как ярлыка, термина «позитивный юмор» на положительного героя в сатирическом произведении, он вообще дальше отрицает существование оригинального идейно-эстетического явления в литературе. «Наличие тех или иных ошибок или достижений,- пишет критик,-[...] объяснялась не тем, что тот или иной писатель овладел «секреты» «позитивного юмора». Таких секретов не было, ибо не было самого «позитивного юмора».
За такого противоречивого подхода в тех или иных звеньев художественного процесса мастерам смеха оставалось только мечтать о свободном развитии творческих тенденций в сатирико-юмористическом жанре.
Собственно же сатира на темы из нашей жизни в первые послевоенные годы переживала период своего постепенного возрождения. Во второй половине 40-х годов на этой ниве появлялись преимущественно произведения юмористические, шуточные и юмористические с элементами сатиры; сказывались недостаток художественного мастерства и художественной остроты в изображении отрицательного, измельчение объектов высмеивания и «смягчения» критического пафоса. Разумеется, в сознании народа, который ценой огромных потерь одержал Победу, жило ощущение боли, горя, страдания, как и чувство гордости за совершенное на этой страшной войне; к тому же и после победных салютов пришлось переживать голод и напівголод, лишения и вести нелегкую восстановление разрушенного народного хозяйства. При этих условиях сатире вроде было «не с руки» преподносить свой критический пафос, сосредотачиваться на бедах и невзгодах жизни. И особенно пагубно сказывалась на развитии сатиры первых послевоенных лет, как и в 30-е годы, политика партии с ее установками, регламентациями и предписаниями. Найконцентрованішим выражением вульгарно-догматических подходов к словесности были, как известно, тогдашние постановления ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б)У в области литературы и искусства.
Используя лозунг «борьбы» за высокую идейность против «занепадництва», «клеветы» на советскую действительность и т.д., коммунистические идеологи направляли художников на путь служения номенклатуре, преступному тоталитарному режиму. Надо заметить, они и не скрывали этой политики. В постановлении ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» {1946) без каких-либо эвфемизмов отмечается: задача театров - «активно пропагандировать политику советского государства, которая является жизненной основой советского строя» '.
В контексте подобных требований руководящих видится постановление ЦК КП(б)У «О журнале сатиры и юмора «Перец» (1946), которая была прямым откликом на директивну статью в газете «Правда» «О пошлые писания одного журнала» (1946 24 авг.). Казалось бы, постановление, посвященная журналу украинских сатириков, имела бы сыграть положительную роль в развитии и журнала, и сатирико-юмористического жанра, к тому же в ней раскритикованным «незначительные произведения и сюжеты», «произведения низкого идейного и литературного качества», говорилось о необходимости использования «острой оружия сатиры и юмора» в борьбе против «расхитителей общественной собственности» и т. п. И, оказывается, это всего лишь привычная для таких материалов фразеология, главное - крепко держать журнал в руках партийного руководства и указать на его, как и сатиры в общем, место в системе коммунистическо-пропагандистских мероприятий и кампаний. Ведь, по словам постановления, «всякий советский журнал должен быть в первую очередь политически целенаправленным органом борьбы за коммунистическое общество, за воспитание широких масс советского народа в духе идеологии большевизма» 2.
Партийные наставления соответственно трансформировались критикой, которая пыталась придать им вид теоретических постулатов. Действуя в духе партийных установок, критика производила псевдотеоретичні «правила, обязательные для сатиры и юмора. Речь шла о возведении негативных явлений до уровня мелких недостатков, что, мол, кое-где встречаются в жизни, об обязательности противопоставление негативном положительного, о «дозировка» смеха, то есть вещи, совершенно несовместимые с самой эстетической природой сатиры. Это становится уж слишком очевидным после ознакомления с упреками критика одному из мастеров смеха за неумение или нежелание «четко очертить границы негативного, показать его истинное место в нашем общественном организме, доказать его исключительность и одиночный формат, временность и нехарактерність».
Такие и подобные предписания легко реализовались в сатире, для которой становилось привычным прибегать к приглушение гражданского обличительного пафоса, в разных, прямых и опосредованных, средств преуменьшение объектов высмеивания, сужение границ их существования в жизни и т.д. Например, в целом забавном юмористическом стихотворении С. Олейника «Каланча» -. о пожарника, равнодушного к всевозможным новациям в районе, и беду, в которую через это он попал,- «резюме»-поучения выдержано именно в ограничительном плане: «Нас этот факт единичный Учит, уважаемые читатели: Не смотри на мир широкий Со своей каланчи!» Не выходит на широкий простор обобщений и В. Иванович в басне «Пень», направленной против напыщенных работников общественного благосостояния. Мораль произведения - классический пример измельчение недостатка: «Хоть не типичное, Но и в наши дни Случаются, к сожалению. Такие именитые пни».
Правда, время партийная пресса выступала с руководство, мы, что могли порождать надежды на подъем сатирико-юмористического жанра. Вспомним редакционную статью в газете «Правда» (1952. 7 апр.) «Преодолеть отставание драматургии», в которой были подвергнуты критике так называемую теорию бесконфликтности. Празднования 100-летия со дня смерти великого сатирика М. Гоголя, наверное, побудило высшую партийную номенклатуру к тому, чтобы внести в отчетной докладе ЦК партии известны, десятки и десятки раз цитируемые потом критикой слова о сатиру: «Нам нужны советские Гоголи и Щедріни, которые огнем сатиры выжигали из жизни все отрицательное, прогнившее, омертвела, все то, что тормозит движение вперед» . Впрочем, короткие вспышки кампанейской «борьбы» за полноценные литературу и искусство быстро угасали, ведь в обществе невозмутимо сохраняла свои господствующие позиции государственно-бюрократическая система. Она определяла, что критиковать, а что оберегать от критики, признавать отрицательное типичным или сводить его к уровню случае, укрупнять объекты смеха или ограничивать их узкими рамками быта, производственных неурядиц в среде рядовых колхозников, конторских работников и т.д. Прав М. Годованец, повествуя в басне «Смех на службе» о том, как Смех потерял свое лицо в условиях подневольного пребывания у властного хозяина. «Не по душе работа эта мне»,- признается Смех и продолжает свой обличительный монолог:
Жди указания.- смійсь, а не смійсь.
Повыше взял, то бьют по недогоду:
«Не умеешь,- говорят,-ты смеяться для народа!»
Потерял волю я, всего там бойся,
Где и делась острота и сила,
И звонкость источником не била.
Я стал скучным орлом
С поломанным крылом...
С ослабленным, чтобы не говорить поломанным, крылом была и вообще тогдашняя сатира. И все же сатирические произведения талантливы, написаны граждански честными и добросовестными авторами, пробивали себе дорогу к читателю. Стоит упомянуть несколько улыбок и фельетонов Остапа Вишни, как: «Дедов прогноз», «Лобогрійка» (сборник «День и ночь», 1950)*; «Кони не виноваты», «Тяжелая болезнь», «Зоре моя вечірняя...», «В ночь под Новый год» («Мудрость колхозная», 1952); «Письмо к черту в ад», «Но не в теще дело...», «Пан-директор» («Фельетоны 1956 года», 1957),- в них изъяны и недостатки приобретают художественно-конкретное освещение, достают острую, эстетически убедительную оценку.
Жизненной и художественной свежестью отличаются в потоке других сатирико-юмористических изданий стихотворные сборники С. Олейника. Примечательна одна из особенностей становления таланта поэта-сатирика, что, кстати, отражает и общие тенденции развития жанра в послевоенные годы. Если первые его сборники («Мои земляки», «Наши знакомые», «Признаки весны») написаны преимущественно в шутливо-юмористическом тоне, то следующие острее, бойовитіші, с более мощным зарядом сатирического смеха.
Все успешнее выступают в жанре сатирической поэзии Сергей Воскрекасенко (1906-1979) и Дмитрий Белоус (1920 г. р.). Обоим им пришлось преодолевать «болезни», что ее можно квалифицировать как «воспевание» бодро оптимистичных героев из производственной сферы (С. Воскрекасенко) и героев-комсомольцев, поверхностных и примитивных (Д. Белоус, особенно сладковатый его юмор в сборнике «Веселые лица», 1953). Вместе с тем С Воскрекасенко («Хвостатая красавица», «Обещальник», «Мольба») и Д. Белоус («Тітуся милосердия», «Лука лукавый», «Филька») выступают с произведениями, в которых подвергаются осуждению серьезные недостатки в общественной жизни.
В жанре сатирического стихотворения, аллегорического повествования, сочетающий в себе также элементы басни и сказки, в жанре собственно байки выступает Владимир Иванович (1905-1985), автор сборников «Свинья на пасеке» (1950), «Низенько знаем!..» (1953), «Рекомендуемая Лиса» (1954) и др. Художественная форма его произведений - простая, близкая к поэтических фольклорных образцов стихотворный рассказ, в котором с подробной последовательностью разворачивается сюжетная действие, что в ней проходят свои «випроби» изображаемые персонажи. Характерны с этой стороны популярные в свое время стихи поэта-сатирика «Дефицитная солома», «Свинья на именинах», «Забытая Шпачиха», «Колобок-женишок». Высмеивая, например, в первом из них канцелярсько-бюрократическую волокиту в решении элементарной дела, рассказчик шаг за шагом проводит Гуся многочисленными руководящими кабинетами, где тот должен получить разрешение купить «на гнездо соломы». Референт Утка посылает Гуся до Сороки; Сорока - к Цапли; Цапля же возмущается: волокита, бюрократы, мол, «Как они скатились до такого уровня?! И Гусю велела вновь... идти до Петуха». Одно слово, Гусь уже водит на ряску гусят, а Гусь «достает еще На гнездо солому»,
В жанре басни, с ее традиционными алегоризмом и поэтической эпичностью, работает немалая когорта сатириков - П. Слипчук (сборники «Басни», 1950; «Как посеешь, так и пожнешь», 1955); М. Белецкий («Разговор по душам», 1953); В. Лагоза («Басни», 1955); М. Яровой («Откровенно говоря», 1955); И. Манжара («Горькая правда», 1956); Ю. Кругляк («Хрен и Лаврин», 1956; «короче говоря», 1969); П. Красюк («Басни и юморески», 1957); П. Шабатин («Трепалки», 1959). Отбыв ссылку в сталинских лагерях, возвращается к труду в любимом жанре М. Годованец и выдает «Басни» (1957, 1960), сборник «Осел на хате» (1958), кладут начало второму периоду в его творческой биографии.
В байкарському потоке, часто тематически и художественно однообразном, выгодно выделяются публикации А. Косматенка и П. Ключини.
Анатолий Косматенко (1921-1975), автор сборников «Басни» (1953), «Крученые панычи» и «Новые басни» (1956), утверждает басню как жанр, открытый для современности. Здесь действуют привычно традиционные для этого жанра Медведь и Лиса, Волк, Индюк, корова и Заяц, разыгрываются коллизии, указывающие на аллегорический характер действа, но подбор деталей для характеристики персонажей, описание обстоятельств, раскрытие комических коллизий осуществляются с одвертим тяготением к вияскравлення во всей системе аллегорий жизненно-общественного, «человеческого» содержания. К примеру, басня А. Косматенка «Комиссия» - остроумная иносказательный рассказ о том, как в лесу, по приказу Льва, авральным образом упорядочивается все хозяйство, наводится образцовый порядок, даже Зайцу предоставляется давно ожидаемая домик. В этом случае мы не нуждаемся ни каких разъяснений, ни авторских «подсказок», ведь это общеизвестно: так нередко готовятся руководители на местах к приему уважаемых комиссий или высоких гостей из центра.
Ориентируясь на классические традиции. Гребенки и Л. Глебова, А. Косматенко заботится о подъеме поэтичности байки, про гармоничное сочетание в ней элементов условно-аллегорического, жизненно-практического и поэтического характера. Сошлемся в этой связи на тематически близкие (речь идет о легкомыслие в любви и создании семьи) Косматенкові произведения «Ют и Кошка», «Лиса и Волк», «Овца и Козел». Достаточно «картинно», с выразительной ироничностью он трактует любовь Киски «с первого взгляда»:
Молоденькая Киса
Как глянула - и влюбилась моментально.
Запали в сердце ей и переливы шерсти, •
И и походка, и высокий рост,
И залихватские усики, и хвост,
И взгляд, взгляд... невозможен!
Весь день мяукало по двору:
«Ах, влюбилась! Ах, по-мр-рру!»
Каждая из ситуаций, описанных в названных байках, легкомыслие одного или двух персонажей приводит их к несчастливого финала. И важно, что автор показывает, как персонажи проходят жизненные випроби (обстоятельства, противоречия, конфликты), чтобы явить нам какие-то ценные зерна общечеловеческого опыта.
Басни Павла Ключини (1914-1972) за сзоєю тематикой и порушуваними проблемами мало отличаются от произведений других мастеров аллегорического жанра. В его сборник «Басни» (1955), «Крапива» (1957), «Лев, Осел и Заяц» (1959) вошли басни на темы с международно-политической жизни, производственные, управленческие дела, морально-этические, духовные заботы человека. Особенности же басни П. Ключини заключаются в художественных новациях, нюансах формы, индивидуально-эстетической свежести его слова. Небольшая по объему, байка П. Ключини в основном, четкий, с неожиданным поворотом, сюжет и несет в себе остроумную шутку или ироническую реплику вместо морали. Персонажи в басне достают лаконичную и точную характеристику, рассказ обозначают народно-разговорные интонации. Свободная вот аллегорической архаичности и ходячих сюжетных и аллегорических штампов, поэта байка острием сатиры обращена к современности. Подтверждение этому -«Подсолнечник», «Юбилей», «Индюк-администратор», «Відмідь». Так, в басне «Медведь» речь идет о том, что на руководящие должности надо выбирать умных, умелых, деловых людей. Медведь не был толковым начальником: «Порядка в роще нет. В норах холодно, еды хватает всем - Лиса склады втихаря обкрадывает...» С приходом же нового руководителя приходит и порядок: «Медведь - и то уже меньше спит - Рубит дрова».
Особенно гостроприцільні и мастерской в П. Ключини небольшие, в четыре-восемь строк, басни, в которых отражается одна из черт отрицательного персонажа, изображается противоречивая, иногда парадоксальная ситуация и подается афористичная реплика-поучения.
Стихотворная сатира и юмор в 50-е годы свидетельствует немалое разнообразие художественные:; форм, жанровых разновидностей. Это, в первую очередь, конечно, юмористический и сатирический стих, стихотворный фельетон, басня; это сатирическое стихотворение-послание (например, «Письма к президенту» С. Воскрекасенка), стихотворная миниатюра, пародия, шарж, эпиграмма (назовем сборник одного из мастеров пародии А. Жолдака «Откалывания номеров», I960). Меньше внимания уделялось сатирической поэме, если не брать во внимание несколько неудачных, этажных произведений этого жанра, что не оставили следа в литературе; стоит вспомнить разве что юмористически-ироническую поэму С Воскрекасенка «Преодоления отставания» - о однодневную поездку писателей столицы до колхоза с целью «укрепления связей литературы с жизнью.
В сатирико-юмористической прозе активно разрабатываются художественные формы юморески, фейлетона, памфлета; в периодической прессе печатаются документальные фельетоны, короткие заметки, комментарии к конкретным негативных фактов и т.д. Идейно-художественный уровень прозаической сатиры и юмора заметной степени определяется публикациями Остапа Вишни, Ф. Макивчук, О. Ковіньки, писателя, который, вернувшись из сталинских лагерей, активно выступает со своими произведениями в конце 50-х годов. Ф. Макивчук (1912-1988) на нужды редактируемого им журнала «Перец» пишет документальные фельетоны-послания, адресованные руководителям заводов, учреждений, организаций (отдельные из них составили сборник «будьте Здоровы!», 1952), выдает книжку фельетонов и юморесок «И смех, и грех» (1957) и «Репортаж с того света» (1960), написанный в соответствии с тогдашних идеологических штампов, которые имели решающее значение в отношении художников к заокеанской действительности.
К юморески и юмористического рассказа обращаются Есть. Кравченко («Юморески», 1955; «Цветы и колючки», 1959); Л. Гроха (сборник «Бекеша», 1959); И. Сочивец («Охрімові резервы», 1958; «Целебные процедуры», 1959); К. Светличный («Репей», 1957); М. Майоров («Юморески», 1956; «Замашна метла», 1960). Все они,- а прежде всего О. Ковинька,-тяготеют к вишневского корня, к его творческой манеры, к вишневской эстетики смеха, грунтованных на народном юморе. В этом убеждает характер, нрав, пристрастия рассказчика, который действует в произведениях писателей, образно-лексические средства, отношение авторов к народным истокам, шутки, рассудительность, изменения интонационных регистров повествования и т.д.
Свежие краски смеха, оригинальные сюжетные «истории» принесли в сатирико-юмористическую прозу М. Билкун («Старый друг», 1955; «Пришла коза до воза», 1960) и В. Безорудьке («Оноприев Минимум», 1957; «Феномен», 1959).
Описывая в юмореске «Королевский гамбит» образ председателя колхоза Тихона Корзины, к которому критически относятся односельчане, В. Безорудько в центр сюжетной действия выносит игру в шахматы между Корзиной и райкерівником Дубком где-то за час до начала колхозных отчетно-выборных собраний. Действие в произведении имеет двоплановий характер: .показується ход шахматной игры и подается комментирования Дубком и колхозниками изменений на шахматной доске, причем - под углом зрения проблем в колхозе, упадка хозяйства. На стыке этих разных плоскостей (игра - реплики и комментарии персонажей) и возникает смех. Но интересна и та вещь, что, выяснив таким образом состояние дел в хозяйстве, автору не было нужды рассказывать о собрании («За несколько минут,- пишет он,- начались сборы. Что решили на них, говорить не будем»).
Оригинально строит свою юмореску «Дело Кабанецького» М. Билкун. Кабанецького только называют в произведении, о нем обмениваются мнениями прокурор и его жена, внимание же переносится на действия ловкачей-комбинаторов и руководителя районной торговой сети Гуся, который ни в чем не виноват, но, по сути, породил Кабанецького.
Конечно, нас по меньшей мере интересует то, какое решение вынесли колхозные собрания (юмореска Безорудька) и мог ли прокурор возбудить дело против бездействующего Гуся (юмореска Билкун). Сатира-потому что не имеет ничего общего с правосудием или с голосованием «за» и «против» персонажа; ее суд над отрицательным - идейно-эстетический, что имеет художественно обличать негативные явления, докапываясь до их социальных корней, углублять наши знания об уровне моральных, психологических, этических критериев оценки изображаемого и висміюваного. Говорится также и о художественное обличение отрицательных явлений, о полноте их художественного постижения.
Так же на рубеже 50-60-х годов оставались актуальными заботы писателей-сатириков об остроте художественного слова, углубление художественно-исследовательских которой МЫ сатиры. А впрочем, они будут актуальными и в следующий период развития жанра.