Может, кто послушал сказки?
Вот послушайте, господа!
Только извините добро,
Что не все в ней будет новое.
Да чего там, люди добрые,
За новинками впадать?
Может, время не помешает
И раньше вспомнить.
Кто нам может рассказать
Что-то такое вполне новеє,
Чтобы никто из нас не отказал:
"Ет, мы уже слышали сие!"
Поэтому, когда кто из вас интересен,
Сядь и слушай давнюю сказку,
А мне когда не лавров,
То хоть бубликов дай вязку.
И
Где, когда, в какой-то стране,
Где захотите, там будет,
Потому что в сказке, да еще в стихах,
Все возможно, добрые люди.
Где, когда, в какой стране
Проживал поэт несчастный,
Только имел талант к стихам,
Не одолженная, а собственный.
На лице у поэта
Не цвела урода пригожих,
Хоть не был он тоже плохой, -
Вот себе - человек божий!
Тот певец - и что делать!
Видно, правды не скрыть,
Что не был певцом поэт наш,
Потому что совсем не умел петь.
И была у него песня
И звонкой, и шумным,
Потому расходилась по миру
Стоголосою эхом.
И не был поэт одиноким:
К его малой дома
Раз в раз ходила молодежь
Песни-слова выслушать.
Это слово давало всем
То развлечение, то совет;
Слушатели певцу за это
Делом везде давали совет.
Что могли, то и давали,
Он со всего был догодний.
Довольно с него, что не был он
Ни голодный, ни холодный.
Как весной зеленый шум
Оживлял печальную дубраву,
То каждый день приходил поэт
До дубравы на разговор.
Так однажды утром
Наш поэт лежал в роще,
Он слушал шум дубравы,
Или песни сочинял, - не знаю!
Только слышит - шум, гуки,
Где-охотничьи горны играют,
Слышно, как собачьи
И человеческие крики где-то раздаются.
Топают прудкії лошади,
Гул все ближе раздается,
Из-за кустов толпа охотничья
На долинку выбегает.
Как на том же, лежал поэт наш
На самой тропинке.
"Эй! - кричит он, - осторожно!
Возраста збавите человеку!"
Еще, к счастью, не за зверем
Гналась толпа, - остановилась,
А то бы, может, на поэта
Не конечное посмотрела.
Впереди ехал рыцарь,
И злой такой, не дай бог!
"Видите, - крикнул, - что за птица!
Не встал бы ты, боже?"
"Не беда, - поэт отказал, -
Как ты и сам с дороги свернешь,
Потому как рифмы убегут,
Ты мне их не завернешь!"
"Это еще также охоты! -
Говорит рыцарь с громким смехом.-
Слушай, ты, беги только лучше.
Потому пізнаєшся ты с бедой!"
"Эй, я ничего не боюсь,
С ним ночую, с ним и днюю;
Ты беги, ибо я, мосьпане,
На таких, как ты, охочусь!
У меня рифмы - соколы,
Как взлетят до меня с неба,
То они мне подстрелят,
Уж кого мне там надо!"
"Да какой ты чертовски мудрый! -
Говорит рыцарь. - Еще ни разу
Я таких, как ты, не видел.
Я теперь не имею времени,
А то мы бы еще посмотрели,
Кто кого скорой подстрелит.
Ребята! его вон с дороги!
Пусть так очень не умничает!"
"Вот спасибо за услугу! -
Говорит наш поэт. - Несіте.
И возьмите листки с песнями,
Вон в траве лежат, примите".
"Он, наверное, сумасшедший! -
Крикнул рыцарь. - Ну, идем!
Пусть он знает нашу благость -
Стороной обминаймо.
А ты здесь всегда, небоже,
Пусть-ка ехать из рощи,
Я еще дам тебе гостинца,
А теперь времени не имею".
"Не на тебя ждать я буду, -
Так поэт отвечает, -
Кто кому подаст гостинца,
Еще никто не знает".
Рыцарь уже на то ничего
Не отказал, прочь подался;
Опять толпа загукала,
И эхом отозвался гай.
Растеклись ловцы по роще,
Охотились целый день,
И когда бы поймали
Хоть на смех которую зверье!
А как солнышко уже стало
На вечернем упрузі,
Стихли звуки, гул, крики,
Тихо стало везде в луге.
Группа охотничий проголодавшийся
Весь підбився, устал,
Кое-кто еще остался в роще,
Кое-кто уже и с дороги сбился.
Вон одбившися от группы,
Едет рыцарь в одиночестве.
Глядь! - поэт лежит, как первое,
На самой тропинке.
"Ах, гостинца ты ждешь! -
Молвил рыцарь и лапнувся
По карманам. - Ой боже,
Дома деньги я забылся!"
Усміхнувсь поэт на тее:
"Не турбуйсь за меня, господин,
Имею я столько богатства,
Что и на тебя хватит!"
Вспыхнул от гнева рыцарь,
Был он гордый и упорный,
Но только на упрямство
И на гордость богат.
"Хватит шуток! - крикнул свысока.
Потому задам тебе я закалки!"
А поэт ему: "да И сам я
Не люблю из панамы шутки...
Ты видишь - эта дубрава,
Поле, небо,синее море -
Мое богатство-барство
И роскошное и просторное.
При всем этом богатстве
Я счастлив всегда и свободный".
Здесь возгласил рыцарь: "Боже!
Этот человек сумасшедший!"
"Может быть, - поэт отказал, -
Видимо, все мы в божьей воле.
И я действительно имею счастье,
И с меня его достаточно.
Да, я свободен, имею быстрые
Свободные думы-волшебницы,
Что для них нет на свете
Ни залога, ни границы.
Все, чего душа запрагне,
Я создам в одну минуту,
В тайные миры заоблачные
Я на крыльях мысли несусь.
Везде гуляю, везде буяю,
Словно ветер звонкий в поле;
Сам я свободен и никогда
Не сломал чужой воли!"
Засміявсь на тее рыцарь:
"Давнюю байку правиш, дружище?
Я же тебе скажу на это:
Ты счастлив, и не очень.
Я бы отдал этот причудливый
Твой тайный мир заоблачный
За наземное настоящее графство,
За підхмарний замок хороший.
Я бы отдал твое богатство
И непевнії страны
За единственный поцелуй
От любимой девушки..."
Что-то поэт хотел откажет
На небрежную гордое язык,
И уже солнышко красное
Спрятался за рощу.
Поступила сільськая молодежь,
Что с работы возвращалась,
И увидела поэта,
С ним приветливо поздоровалась.
Здесь поэт взял мандолину,
И ответ на оптовые
Он заиграл, и к музыке
Говорил песни замечательные.
Все вокруг неподвижные,
Зачарованные стояли,
А больше всего у девочек
Глаза утешением пылали.
Долго и рыцарь слушал песню,
Далее молвил на отходе:
"Что за странная сила слова!
Ворожбит какой-то, да и только!"
II
Летним вечером поздновато
Сам поэт сидел в хижине,
Так от утра целый день
Он просидел в одиночестве.
Поэтому сидел поэт в окошке,
Слушал песен, что звучали
Везде по полю и к нему
В хижину долетали.
Песни стихли, потом быстренько
Налетела летняя ночка;
Деревья шумели с ветром,
Клокотала быстрая река.
И поэт в своей хижине
Прислухавсь к тому шума,
Взгляд в темноту утопив,
Он тайную думал думу.
Только слышит - кто-то подъехал
На лошади к дому
И остановился, потом оружие
Начала чья-то бряцать.
Что за чудо! Под окошко
Кто-помалу подступает.
Здесь поэт не утерпел: "Кто там? -
Неизвестного спрашивает.-
Если вор, то явно
Ошибся ты, милый друг!"
"Нет, это я, - отозвался голос, -
Имею дело, пристальное очень..."
"Кто же это „я"?" - поэт спрашивает.
"Я, Бертольдо, рыцарь из рощи".
Здесь поэт узнал тот голос:
"А, мысливый! Знаю, знаю!
Извини, прошу в дом,
Хоть у меня немножко темно,
Потому что когда я сам в доме,
Не курю огня впустую;
И для гостя зажгу уже".
И добыл огня из огнива.
Перед ним рыцарская фигура
Властелина Бертольда стала.
"Добрый вечер!" - "Добрый вечер"
Стал здесь рыцарь и - ни слова.
Что-то никак не начиналась
Тая пильная разговор.
"Где же твоя, мой гостю, дело?" -
Дальше уже поэт отозвался.
Рыцарь тихо одмовляє:
"Я, мой друг, влюбился..."
Здесь поэт ему говорит:
"Что же на это тебе посоветую?
Однако доказывай дальше,
Может, чем тебя розважу".
"Влюбился я и погибаю, -
Говорит рыцарь, - днем и ночью
Вижу я перед собой
Ясные оченьки девичьи".
"Что же? - поэт на то говорит. -
То за ручку и до брака!"
"Ох! - вздыхает рыцарь. - Возьмет
Другой кто-то девушку любу!
Под балкон моей донны
Каждый вечер я прихожу,
И в печали тяжкой, в зітханнях
Целую ночку я провожу.
На мою печаль и вздохи
Я ответа не имею,
Чем я имею привлечь
Сердце милой, - не знаю!
Может, лучше ей пришлись
К сподоби серенады?.."
Здесь поэт: "Сказала,
Надо пташечці прелести!"
"Голос имею, - говорит рыцарь, -
И не понимаю стихосложения..."
"Конечно, - поэт говорит, -
То не легкая охота,
А то бы до сих пор уже на лавры
Кто бы захотел, то и был богат,
Нет, - причудливый, своенравный
Конь поэзии крылатый!"
"Правду говоришь, - молвил рыцарь, -
Но я тебя умоляю,
Чтобы помог мне в этом деле.
Помню, как в роще
Ты своим замечательным стихотворением
Очаровывал всю общину, -
Только ты один нонче
Можешь дать мне совет!
За совет все, что хочешь,
Дам тебе я в надгороду".
"Ну, на се, - поэт отказал, -
Не надеюсь я сроду.
Я могу найти и без платы
Для приятеля совет.
Вот пожди лишь немного, сейчас
Будешь иметь серенаду.
И мне для этого нужно
Имя и красоту девицы знать".
"ей имя Ізідора,
А красивая!.. не сказать!.."
Более поэт уже не спрашивал,
Сел, задумавсь на минуту,
Записал что-то на бумаге,
Снял с колышка мандолину,
Показал слова Бертольду,
Дал в руки Мандолину
И написанії стихи
И произнес для науки:
"Ты, напевая, на струнах
Имеешь так перебирать:
Ut-fa-la-sol, fa-mi-re-sol...
Дальше можешь сам добрать".
"Вот спасибо!" - крикнул рыцарь.
Еще же поэт не відозвався,
А уже рыцарь был на улице.
На коня! и прочь умчался.
И погнался рыцарь быстро
Через долы, через горы,
И остановился под окошком
В своей Изидоры.
Быстро у нее под окошком
Мандолина зазвучала,
Из потока гуков чулих
Серенада всплывала:
"Гордо, пышно, лучезарно
Золотые светят звезды,
И не может равняться
Ни одна из них Ізідорі!
Чистейшие бриллианты
Сияют, ясные и прозрачные,
И не может равняться
Ни один из них Ізідорі!
Дорогих жемчужин драгоценных
Есть много в синем море,
И не может равняться
Ни одна из них Ізідорі".
Итак, едва серенада
Зазвучала в пространстве,
Вышла из дома Ізідора
Посмотреть на звезды.
А как стихли под балконом
Дорогие гуки мандолины,
К Бертольда полетела
Цветок из розы от девушки.
В ту же минуту Ізідора
Исчезла быстро, словно мечта,
И осталась в Бертольда
Цветок из розы и - надежда!
III
Боже, Боже! что то может
Наделать серенада!..
Исчезла в серденьку в Бертольда
Темная тоска и досада.
Улыбка донны Изидоры
Был все яснее,
И каждый раз она становилась
К Бертольда благосклоннее.
Далее кольцо Ізідорин
На руке у него сияет,
Невестой своей
Он называет любимую.
Как же шумно, как же отрадно
Всем гулялось на свадьбе!
Танцевали, выпивали
От воскресенья до воскресенья.
Всех принимали, всех поздравляли,
Всем умели угодить,
Только нашего поэта
Господин забыл пригласить.
Конечно, хлопот много
Всегда молодому господину, -
Кто бы мог еще помнить
О каком там сером?
Время летел, словно на крыльях,
И, как сон, жизнь проходила.
И незчувсь Бертольд, как бедствие
Неожиданно наступило.
Захотелось королеве
Звоювать чужеє царство,
Разослал он везде герольдів
На войну скликать рыцарство.
И как раз среди пира
В замке нашего Бертольда
Зазвучала громкая труба
Королевского герольда.
Прощай, жена дорогая,
Все роскоши, все удобства!
Все то надо променять
На далекії походы.
Оставит Бертольдо должен был
Молодую Ізідору,
В воскресенье утром рано
Уже он отправился со двора.
Подалось прочь за море
Все одважнеє рыцарство;
Там за морем где-то лежало
Бусурменське хозяйство.
И пошло войско одважне
Через дебри и пустыни;
Не один воин смутився
По своей родной стране.
И когда уже слишком тяжело
Тоска сердце облегала,
То певцы пели песню,
Песня тоску развлекала:
"Не журись, когда недоля
В край чужой тебя забросит!
Родной край у тебя в сердце,
Пока воспоминание еще не погибает.
Не журись, не пройдут напрасно
Сии слезы и тяжелая мука:
Родной край щиріш любить
Учит нас разлука".
Так они пели, идя
Через дикії пустыне,
Добавлял то пение развлечения
Не одной грустной человеку.
Впереди всего войска
Три старшії выступали:
Карлос, Гвидо и Бертольдо;
За отваги их выбрали.
Едут, едут, в конце видят -
Три дороги разошлись,
Развелись три старейшие,
Каждый разно подались...
Карлос выбрал путь направо,
Гвидо выбрал путь налево,
А Бертольд отправился просто.
"Дай же, боже, нам!" - "Счастливо!"
И Бертольдові сначала
Действительно счастье царило,
Пришлось звоювати
Огородов чужих немало.
Вот уже он в стольный город
Погляда одважним глазом,
Но здесь-то самое счастье
Обернулось другой стороной.
То в конце у Бертольда
Притомилося рыцарство,
То властелин бусурменський
Крепко так тримавсь за царство, -
Только так твердо держалось
Город гордеє, упрямое,
Раз одбилось, потом второй,
Потом в третий раз, еще и в четвертый раз.
Здесь пришлось Бертольду с бедой:
Край чужой, враждебные люди,
Голод, нищета, войско погибает...
Что то будет, что то будет?!.
Месяц, второй уже ведется
Тая прикрая осада.
Среди войска начались
Нарекания и тревога.
Приступили к Бертольда
Вояки и кричат грозно:
"Эй, выводи нас отсюда!
Вон веди, пока не поздно!
Зачем ты сюда на погибель
Підманив нас за собой?
Или ты хочешь, чтобы все мы
Наложили головой?
Противно нам это город!
Пусть ей чур, такой осаде!
Пусть ей чур, той самой славе!
Пусть ей чур, той победе!.."
Хотел Бертольд умным словом
Свирепое войско унять,
И оно все хуже
Начало орать.
Далее бросились к оружию...
Бог знает, чем бы кончилось...
Но тут кто-то крикнул: "Стойте!" -
Войско вдруг остановилось.
Вышли тут наперед войска
Военные певцы славутні,
Все они были при оружии,
А в руках держали лютни.
Один из них сказал: "Братья!
Времени есть достаточно,
Чтобы Бертольда наказать,
Он же и так в вашей воле.
Мы бы хотели здесь в этом деле
Несколько слов к вам сказать,
И співцям петь подобает,
Итак, мы начнем петь".
Тут один из них тихонько
Струны срібнії трогает,
Улыбается лукаво
И такой начинает:
"Жил-был отважный рыцарь,
Нам его упоминания кстати,
Он делал долгие походы -
От порога и до печи.
Он своим длинным языком
Разрушал вражеские города...
Слышали его рассказ:
"Я один, а их целых триста!"
Ну, и сей отважный рыцарь
Как-то выбрался к бою.
И возвратил жив,здоров:
Талисман он имел с собой.
Я думаю, сей талисман
Каждый из вас здесь знать готов,
Это будет мудрое предложение:
"Утікай, пока здоров!"
"Утікай, пока здоров!" -
Все певцы здесь запели;
Воины стояли тихо,
Глаза в землю спустили.
Вдруг оружие заблестела,
И гукнуло войско хором:
"Мы готовы идти в бой!
Лучше смерть, чем вечный стыд!"
И метнулись в нападение
Так отчаянно, так рьяно,
Не успела наступить ночь,
Как было уже город взят.
Город взят, царь в плену
Бусурменський. Победа!
Вот теперь уже одкрита
Всем в родной край дорога.
Тут на радостях Бертольдо
Всех певцов говорил собрать
И, когда они собрались,
Публично стал говорить:
"Вы, певцы славутні наши,
Вы, краса всего народа!
Вы нам честь відрятували,
Вам мы виноваты надгороду!"
И певцы отвечали:
"Нет, не нам, сударь,
Тот, кто сих песен научил нас,
Надгороду пусть достанет".
"Где же он, где? - сказал Бертольдо. -
Что же он кроется между вами?" -
"Он не здесь, - певцы говорят, -
На войне не был он с нами.
Он остался, чтобы песнями
Развеселят родную страну,
Там он должен развлекать
Не одну печальную семью".
"Знаю я этого поэта
И его великую душу,
И теперь ему по-царски
Я должен поблагодарить.
Только бы дал нам бог счастливо
Вернуться домой,
Серебра, золота насиплю
Я певцу дорогом!.."
IV
Говорят, весь помост в аду
Из добрых намерений сложился!
Для адского помоста
И Бертольдо потрудился...
Уже давно Бертольд вернулся
С далекой чужбины,
Вновь зажил жизнью веселым
У милой жены.
Вновь у него в пишнім замка
Началось вечный праздник, -
О, теперь было у него
Серебра, золота много!
Кроме того, что он набрал
На войне всего без счета,
Еще король ему в благодарность
Надгороду дал большую.
Сила состояний и поместий!
Уже Бертольдо граф состоятельный!
Он живет в своем графстве,
Словно сам король знатный.
И окраина, где жил он,
Вся была ему предана,
Люд весь в том краю должен был
Узнавать его господина.
Поэтому сначала того счастья
Действительно Бертольдо был достойный:
Правый суд оказал в панстві,
К подданным был кроток.
Но это было не долго,
Он все в вкус ввіходив
И понемногу у себя в графстве
Другие обычаи заводил.
Что же, напитки, и закуски,
И убранство прехороші,
И забавы, и турниры,
А на все это надо деньги!
Да и во всех далеких войнах
Граф приучился к грабежу,
А теперь в своей стране
Он искал в том спасении.
Начались бесконечные
Пошлины, барщина, налоги,
Граф поставил по дорогам
Везде заставы и рогатки.
Трудно даже рассказать,
Что за беду стало в крае, -
Люди мучились, как в аду,
Господин утешался, как в раю.
Господин гулял у себя в замке, -
В ярме стонали люди,
И казалось, что вовек
Все такая неволя будет.
Разливался человеческий стон
Повсюду волной печальной,
И в серденьку у поэта
Отозвался он эхом...
Вот однажды слышит
Граф злые, тревожные вести:
Донесла ему сторожа,
Что не все спокойно в городе;
Что певцы тю городе ходят
И песнями народ морочат,
Все о равенстве и о воле
В песнях своих твердят.
Уже и по тюрьмам их сажают,
И ничто не помогает, -
Их песни идут по людям,
Всякий песни те перенимает.
"Ну, - сказал Бертольд, - то байка!
Я возьму тех певцов в руки!"
Вдруг слышит - где-то близко
Зазвучали песни гуки:
"В мужика землянка сырая,
У господина хата на помосте;
Что же, недаром люди говорят,
Что у господ белее кости!
У мужичка руки черные,
В госпожа рученька хрупкая;
Что же, недаром люди говорят,
Что у господ и кровь голубая!
Мужики интересные стали,
Или те белые кости повсюду,
Или голубая кровь польется,
Как пробить господину грудь?"
"Что это? - кричит Бертольдо.
Эй, ловите певца, в'яжіте!
В тюрьму его, в кандалы!
И скорее, скорее біжіте!"
Когда это из-за стен замка
Отозвался голос судьбы:
"Эй, біжіте, барские слуги,
И поймайте ветра в поле!
Не беспокойся ты напрасно,
Все равно, вельможный господин,
Уловишь нас сегодня десять,
Завтра двадцать вновь наступит!
Нас таки немалое войско,
Имеем своего атамана,
Он у нас отважный рыцарь,
Наконец, он знаком господина..."
Как сквозь землю провалился
Тот певец, убежал от беды.
А Бертольд сидел и думал,
Далее так сказал тихо:
"Имеем своего атамана! -
Вот где корень целой деле!
Ну, и я нонче быстро
Положу конец забаве!"
Здесь он двух щонайвірніших
Слуг к себе призывает
И до нашего поэта
В хижину посылает:
"Вы скажите ему от меня,
Что я до сих пор помню,
Как песни его утешали
Нас когда в чужом краю.
Собственно я теперь желаю
Дать ему за них возмездие:
Я поэту дарю
У себя В замке хорошую хату.
Я его певческий талант
Так высоко уважаю,
Что своим придворным певцом
Я сделает его желаю.
Вы скажите, что он у меня
Будет жить в почете, в славе,
Только, конечно, пусть забудет
Различные выдумки лукавые".
Слуги сейчас подались
В убогой квартире,
Принесли поэту
Те приглашение веселые.
Улыбаясь, он слушал
Приглашение знаднеє,
А когда они кончили,
Так сказал им на сие:
"Вы скажіте своему господину,
Что заплати не желаю,
Потому что когда я что дарю,
То обратно не одбираю.
Пусть он сам то вспомнит,
Что то же я дал ему злато,
Хоть теперь о том жалею,
Лучше бы бросил в болото!
Вы скажите, что я не хочу
Славы из рук его принимать,
Потому лихую только славу
Тии руки могут дать.
Золотых не хочу лавров, -
С ними счастья не добуду.
Как я ими увінчаюсь,
То поэтом уже не буду.
Не поэт, у кого мысли
Не летают свободно в мире,
А запутались навеки
В золотые тонкие сити.
Не поэт, кто забывает
О страшных народные раны,
Чтобы себе на свободные руки
Золотые надеть кандалы!
Поэтому підіте и скажіте,
Что пока я буду жить,
Не подумаю вовек
Оружия честной сложить!"
С тем возвратились верные слуги
К Бертольда и сказали:
"Так и так поэт отказал,
Мы напрасно наговаривали..."
Аж вскипел Бертольд, услышав
Гордовитую отказ,
До поэта посылает
Посланцев тех самых снова:
"Вы скажите седьмую зухвальцю,
Что теперь настал день суда,
Что терпел я долго,
Но более терпеть не буду.
Когда он сочинение стихов
Бунтівничих не покинет,
То в тюрьму его заброшу,
Там он, проклятый, и погибнет!"
Снова слуги подались
До убогой хижины
И, подходя,услышали
Тихий бренчанье мандолины.
В окно зирнули слуги,
Видят: собранная община,,
Все стоят вокруг кровати,
Словно какая-то тайная рада!
Утомивсь поэт от труда,
Третий день лежит в недуге,
Слушатели вокруг него
Наклонили лица в тоске.
А поэт все то играет,
То что-то пишет на бумаге
И раздает людям писания, -
Здесь вступили слуги в дверь.
Все метнулись быстро из избы,
И поэт один остался,
Взглянув на слуг спокойно,
Надменно поздоровался.
Все Бертольдові угрозы
Слушал молча, улыбался.
А когда закончили слуги,
Так он отозвался:
"Вы скажите своем господину,
Что готов я в путь,
Только пусть велит прислать
Слуг еще двух вам на подмогу.
На приглашение добры
Я не могу встать с постели,
Вам придется нести меня
Вплоть до нового жилища.
Да и в темнице буду свободен, -
Имею думы-волшебницы,
Что для них нет на свете
Ни залога, ни границы.
И моего прыткого слова
Не задержит темница,
Полетит оно по миру,
Словно тая свободная птица.
Со словом сольются в темнице
Горькое сожаление и тяжелая тоска,
И тогда тройная станет
И страшная его сила.
И поэт от своего народа
Не услышит слов выговора
В день печальный, когда на него
Налагать оковы!"
Так вечно в темнице
Пришлось поэту жить,
За тюремный пение он должен был
Председателем наложить.
И остались на свете
Молодые его потомки,
Что взяли себе в наследство
Все песни, все мысли.
Здійнялось восстания в края,
И Бертольда убили люди,
Да и думали, что в стране
Более неволе уже не будет.
И остался по Бертольду
Молодой его потомок,
И спесь его, и поместья
Он забрал себе в наследство.
И теперь потомки графские
Тюрьмы міцнії строят,
А поэту потомки
Слово гостреє закаливают.
Против дела зазорного
Выступает слово правое -
Ох, страшное это соревнования,
Хоть оно и не кровавое!
А когда война кончится
Того дела и того слова,
То кончится древняя сказка,
А наступит правда новая.
1893, 12/ХІ