Тиняючи на чужбине
Более Элеком, встретил я деда
Весьма старого. Наш земляк
И недомучений варнак
Старый то был. И в воскресенье
Как-то в поле мы встретились
Да и забалакались. Старый
Вспомнил свою святую Волынь
И волю-судьбу молодую,
Свою быль. И мы
В траве за валом занимали,
И разговаривали, исповедывались
Один второму. - Долгий век! -
Старик произнес. - Все от бога!
От бога все! А сам ничего
Глупый не сделает человек!
Я сам, как видишь, тщетно, всуе,
Я сам занівечив свой возраст,
И ни на кого не сожалею,
И ни у кого не прошу я,
Ничего не прошу. Так,
Сын мой, друг мой единственный,
Так и погибну на чужбине
В неволе. - И старый варнак
Заплакал исподтишка. Седой брат!
Пока живет надежда в доме,
Пусть живет, не выгоняй.
Пусть пустошь нетоплену
Иногда нагреет.
И потекут из глаз старых
Слезы молодії;
И, умитеє слезами,
Сердце одпочине
И устремится с чужбины
На свою страну.
- Много чего не стало, -
Сказал старик. - Воды немало
С Иквы в (Пропуск в автографе Шевченко.) утекло...
Над Иквой было село, -
В том селе на обездоленность
И на погибель вырос я.
Лихая долюшка моя!..
В нашей старой дамы
Малии панычи были;
Таки одногодки со мной.
Она и берет меня в покои
Сынкам на виграшку. Росли,
Росли панята, вырастали,
Как те щенки. Покусали
Не одного меня малы.
Поэтому и учить начали
Письму панят. На безголовье
И я учусь. Слезами! Кровью!
Письмо то полилось... Нас,
Дешевых барской собаки,
Письму учит?!
Молиться богу
И за сохой спотыкаться,
А больше ничего
Не должен знать невольник, -
Такая его судьба.
Так вот и я выучился, вырос,
Прошу себе воли, -
Не дает. И в москали,
Проклятая, не бреет.
Что здесь на мире делать?
Пошел я к рала...
А барчуков в гвардию
Поопреділяла...
Час тяжкая настала!
Наступили тяжкие лета!
Так вот работаю я за сохой.
Я был убогий сирота.
А у соседа вырастала
В наймах девушка. И я...
В доле! Доленько моя!
О боже мой! О мой единственный!
Оно тогда было ребенок,
Оно... Не нам твои дела
Судит, боже наш большой!
Так вот она мне на беду
И на погибель подросла.
Не пришлось и наглядеться,
А я уже думал жениться,
И веселиться, и жить,
Людей и господа хвалит...
А пришлось...
Накупили
И товара и пива наварили,
Не пришлось только пить.
Старой дамы бахур седой
Окрав тот товар. Разлив то пиво,
Пустил матерью-одиночкой... Зря.
Прошло, хватит... не порядок
Теперь и вспоминать. Нет,
Нет, прошло, пропало...
Покинул ниву я и рало,
Покинул дом и огород,
Все бросил. Черт насоветовал.
Пошел я в писари в общину.
То сяк, то так проходит час.
Пишу себе, с людьми братаюсь
И добрых ребят подбираю.
Прошел и второй. Панычи
На третье лето поз'їжджались,
Уже помолвлены. Жили
В дворе. Гуляли, в карты играли,
Своей свадьбы ожидали
И молодых девушек в селе,
Языков бугаи, перебирали.
Обычное, панычи. Ждем,
И мы ждем того свадьбы.
Поэтому в троицыно воскресенье
Их и обвенчано обоих,
Таки в домашнем костеле, -
Они ляхи были. Никогда
Ничего лучшего сам бог
Не видел на земле большой,
Как те молодые были...
Заиграла музыка весело...
Их из костела повели
В возобновлении' покои.
А мы встретили их и всех -
Княжат, панят и молодых -
Всех перерезали. Рудой
Свадьба вмилося. Не убежал
Ниже единственный католик.
Все полегли, словно поросята
В грязи смердячому. А мы,
Справившись, пошли искать
Новой избы и нашли
Зеленый дом и комнату
В роще темной. В лугах,
В степях широких, в байраках
Крутых, глубоких. Повсюду хата.
Было где в хате погулять
И одпочити где было.
Меня хозяином выбрали.
Семья моя с каждым днем росла
И уже до сотни доростала.
Языков свиная, кровь лилась,
Я резал все, что паном звалось,
Без милосердии я и зла,
И резал так. И сам не знаю,
Чего хотелось мне?
Ходил три года я с ножами,
Как будто пьяный тот мясник.
До слез, до крови, до пожара,
Ко всему, я привык.
Было, как ту лягушку, на копье
Спряжеш ребенка на огне
Или барышню білолицю
Розіпнеш гола на коне
Да и пустишь в степь.
Всего, всего тогда бывало -
И все докучило мне...
Одурів я, тяжело стало
В вертепах жить.
Думал сам себя зарізать,
Чтобы не тошнит миром.
И зарезал бы, и чудо,
Диво дивное случилось
Надо мной, недолюдом...
Уже на мир занималось,
Вышел я с ножом в халяве
Из Броварского леса,
Чтобы зарізаться. Смотрю,
Языков на небе висит
Святой Киев наш большой.
Святым чудом сияют
Храмы божьи, будто с самим
Богом разговаривают.
Смотрю я, а сам млію.
Тихо зазвонили
В Киеве, как на небе...
О боже мой милый,
Какой странный ты! Я плакал,
К полудню плакал.
И так мне приятно стало;
И малого знака
Скуки тии не осталось,
Словно переродился...
Посмотрел кругом себя
И, перекрестившись,
Пошел себе тихо в Киев -
Не святым молиться,
А суда, суда человеческого
У людей просить.
Варнак - каторжник, у которого на лице было витаврувано буквы В, О, Р
Элек (правильно - Илек) - река, приток р. Урал