Статья
Л. Мартович - ТАЛАНТ МОГУЧИЙ, БЕССМЕРТНЫЙ
Начиная от И. Руданского, И. Нечуя-Левицкого, И. Франко, сила украинского сатирического слова укреплялась, углублялась, расширялась - и в лице Л. Мартовича достигла своей вершины.
...Лесю Мартовичу было восемнадцать лет, когда в Черновцах, в типографии Г. Чоппа, на средства Василия Стефаника получилось повествование «Нечитальник». Отмечен тонкой наблюдательностью автора, актуальностью художественно осмысленных проблем, гражданской смелостью, этот литературный дебют засвидетельствовал появление нового оригинального таланта. Отныне и на протяжении короткого страждущего жизни писатель отдавать все свои художественно-интеллектуальные силы на борьбу за то, чтобы «в том мире воцарился порядочный мужчина, тот, что работает, а не вор и разбойник».
Многогранная общая и эстетическая культура, широта общественно-политического кругозора, вместимость художественного обобщения - все это дало основания признать Леся Мартовича самобытным, несравненным сатириком конца XIX - нач. XX века. «Мартович чрезвычайно пристальный наблюдатель жизни галицкого народа, - писал И. Франко, - причем он одарен незаурядным юмористическим талантом. Как никто другой, он умеет подметить в жизни нашего народа ту иронию фактов, которая заставляет человека целую свое поведение обнаруживать в совсем ином свете, чем она есть на самом деле. К тому же его стиль насквозь оригинальный, легкий и далекий от любого шаблона».
Родился Олекса (Лесь) Семенович Мартович 12 февраля 1871 г. в селе Торговица Городенковского уезда на Станиславщине (ныне Ивано-Франковская область) в семье сельского писаря.
Отец будущего писателя самостоятельно научился грамоте. Имел 15 моргов поля, красивый дом, пасеку и сад. Все это добыто тяжким трудом «без ничьей обиды».
Грамота помогла Мартовичу-старшему подняться на ступеньку социальной лестницы - из батрака до писаря, стать «образцом порядочного, неподкупного гражданина», авторитетным среди односельчан. Так под его влиянием сельская община не изменяла своей веры, не голосовала на выборах за господ, не «охрунювалася» (ополячувалася).
Состояние Мартовичів были небольшие. В семье, кроме Леся, было еще трое дочерей: Мария, Виктория, Людмила. Несмотря на материальные трудности, отец пытался дать единственному сыну хорошее образование.
В 1882 году Лесь Мартович - ученик польской Коломыйской гимназии. «Мартович был чрезвычайно способный, - вспоминал В. Стефаник, - и дома никогда не учился (...) За то товарищи его уважали, а любили его за веселый нрав и еще за те остроумные рассказы, которые он выдумывал. Лежит бывало на кровати лицом к стене и сам себе смеется и потом повествует»'.
Он действительно обладал удивительным талантом рассказчика. О невероятные вещи умел говорить так естественно, просто, достоверно, убедительно, что не поверить или забыть было невозможно. В 55-летнем возрасте Василий Стефаник со всеми подробностями вспоминал, как они с Лесем Мартовичем возвращались с Русова в Коломыю. Вез их старый человек на фамилию Проц. «Был вечер, и Мартович, как все, начал искать темы до веселого разговора. Рассказывал Процеве, что мой отец, который вполне вероятно имел приятеля черта, дал мне маленького чертика, чтобы мне послуговував и помогал учиться и учителей обманывать. Всю дорогу Мартович очень подробно описывал Процеве характер, натуру и занятия малого чертика за целый день и ночь. Весело было с Мартовичем, как все, и так мы подъехали к Пруту уже ночею, чтобы переехать брод. И здесь Проц решительно заявил нам, что как мы оба перед ним не перекрестимся, и то три раза, то он не поедет в воду. Мартович ревел от радости, и мы должны были креститься».
И не только за веселый нрав, умение рассказывать любили его товарищи. Удивляли и восхищали энергия Мартовича, всегда нацелена на добрые дела; то рвение и саможертовність в служении обществу; и легкость, с которой он уступал перед личными интересами общечеловеческими. Не умел быть ни сторонним наблюдателем, ни покорным потребителем. Действующее, беспокойная натура толкала его в водоворот событий - где труднее, опаснее. Везде и все успевал: работать в нелегальном кружке, члены которого проводили среди крестьян культурно-образовательную работу; подготовить доклад на политическую или литературную тему; послушать и обсудить доклады товарищей; а еще же собирает и изучает фольклорные материалы; выдает свою литографированную газету «Сборка»; учреждает по селам читальни и т.п.
В распоряжении кружка была библиотека, в которой преобладали запрещенные книги: «Кобзарь» Т. Шевченко (пражское издание), произведения Г. Квитки-Основьяненко, Ю. Федьковича, И. Франко, женевские издания М. Драгоманова, произведения Ф. Достоевского, Л. Толстого, научные работы по философии, истории, фольклористики и т.д.
Знакомство с запрещенной литературой, сближение с радикально настроенной интеллигенцией (Михаилом Павликом, его сестрой Анной, «учителем социализма» Северином Даниловичем), дружба с Василием Стефаником, активная общественная работа - все это будило в будущем писателю стремление к высоких человеческих идеалов - свободы, равенства, справедливости. Это сыграло огромную роль в дальнейшем формировании молодого литератора как гражданина, обеспокоенного вопросами социального и политического устройства общества. Неслучайно темы беспросветной жизни крестьянства, которого «дерут псяюхи», коварной бутафорности жизни австрийских выборов, драконовских законов нарушены уже в первом рассказе «Нечитальник». (1889).
В лице нечитальника Мартович показал галицкого крестьянина в реальных условиях жизни, задавленного гнетом, доведенного до ничтожества и тьмы.
Через конфликт с учителями-шляхтичами Мартович вынужден был перейти в Дрогобычскую немецкую «Высшую реальную гимназию им. Франца Иосифа», куда чуть позже прибыл и Стефаник, «изгнанный за политику». «Появление обоих в Дрогобыче имела этот дополнительный влияние на тамошних учеников-украинцев, -вспоминал их товарищ Иван Жмыхов, - что они начали читать радикальные журналы «Народ» и «Хлебороб» и познайомлюватися с радикальным социалистическим движением». Мартович становится активным корреспондентом этих журналов. Уже в 1890 году напечатал в «Народе» корреспонденцию «Что творится и говорится по нашим читальнях в Снятина».
В июне 1892 года заканчивает гимназию и записывается на юридический (самый дешевый) факультет Черновицкого университета, который окончил через 17 лет (1909). Отец не имел возможности содержать сына в университете. Рассчитывать пришлось только на себя. С 1893 года началась упорная, изнурительная работа в адвокатских канцеляриях, с бесконечными переездами с места на место, борьбой с болезнями и нищетой.
Но и в этих сложных жизненных ситуациях он не жалел себя, когда речь шла о общественные интересы. Так, пренебрегая личной неустроенностью и материальными трудностями, он согласился редактировать газету «Хлебороб» (1893) за мизерную плату - 30 гульденов, а в 1897-1898 годах стал редактором «Общественного голоса» - газеты, что прозябала. Заболел И. Франко вынужден выехать М. Павлик (редакторы «Гражданского голоса»), все интеллигентные радикалы также отреклись ее. Эту невероятно тяжелую ношу взял на себя Мартович.
Получал 30 золотых гульденов в месяц. Не имея жилья, спал в редакции. А газета выходила регулярно и без опозданий.
Работа в газете обогащала жизненными впечатлениями, способствовала распространению проблемного диапазона публицистических выступлений, привлекла пристальное внимание к литературному творчеству. И заниматься ею Мартович не мог. Надо было зарабатывать на кусок хлеба. в 1900 году он устраивается на работу в канцелярию доктора Лонгина Озаркевича в местечке Городок под Львовом.
Окружение в Городке резко контрастировало с львовским. Это подавляло Мартовича. Зараджував себе щосуботніми поездками во Львов на встречу с товарищами: Г. Шухевичем, В. Гнатюком, В. Будзиновським, М. Заячківським. В воскресенье возвращался обратно. Разлука огорчала обе стороны. «Одной воскресенья после полудня (1900),- вспоминал директор «Издательского союза». Будзиновский,- когда Мартович... стал прощаться, потому что уже пришла пора уезжать, я говорю ему:
- Лесю, останься, потому что вечером сойдется большое и веселое общество. Мартович качнул плечами и говорит:
- Имею лишь столько, что на билет до Городка.
- Зробім интерес. Тебе на этот вечер во Львове хватит один гульден (1/4 доллара)?
- Если бы я имел ринцкого, то спрашивал бы, что Львов стоит.
- Пиши рассказы. Пиши все, что нам оповідаєш. Но пиши так, как оповідаєш. Чтобы ты не перепрацьовувався, напиши еженедельно один рассказик и дай мне. Как тех рассказов наберется на том, то «Издательская союз» выдаст книжкой (..,) На счет гонорара я тебе буду давать зачет (аванс. - О. Г.) из своего кармана - за каждый рассказ одного гульдена. Остальные Союз выплатит тебе после опубликования книги (...)
Когда мы пришли на ужин в ресторан, вошел наш Лесь. Ступая медленно с головой, гордо задранной кверху, приступил к меня, из кармана вытащил бумагу и, подавая мне, сказал:
- Знай, что имеешь дело с писателем гонористым. Уже сейчас даю тебе один рассказ. Второе достанешь на второе воскресенье перед полуднем».
И Мартович, и Будзиновский сдержали слова. Первый сборник рассказов под названием «Нечитальник» вышла во Львове в 1900 году в «Украинско-русской издательской союзе». Вслед за ней вышли еще два сборника: «Хитрый Панько» (1903), «Стрибожий дар» (1905). Популярность Мартовича-писателя неуклонно растет. Его читают и высоко оценивают И. Франко, О. Кобылянская, Леся Украинка и др. Готовя к изданию альманах «Из потока жизни», М. Коцюбинский не мыслил его без участия галицких писателей, что «загнали в угол наших украинских. Я такой поклонник Вашего таланта, - обращается он к Мартовичу, - так люблю перо Ваше, уже хотя бы для того стоит ли мне прислать».
И Мартович не послал в альманах своего произведения. Незаконченный университет лишал права открыть собственную канцелярию, а должность помощника адвоката не обеспечивала даже жизненного минимума. Постоянные переезды, недоедания, личная неустроенность истощали писателя крайне. Пытался «забавлять» публику своими болями. На вопрос товарищей, почему он не женился, в шутку отвечал: «Важнейшая причина здесь, пожалуй, и (...), что все женщины, которые мне нравились, были очень интеллигентные. Они понимали, что меня сильно тянет только до трех «П»: к словесности, к пиву и к парубоцтва. А это такие три «П», которые очень тяжело согласовать с четвертым «П»: с супругами».
Болезнь прогрессировала и мешала не только творческой работе (с 1905-го до 1910 года не написано ни одного произведения), но и заставила отказаться от юридической практики (1911).
При таких обстоятельствах даже оптимизм и юмор покинули его. Осталась болезнь, долги, разочарование и безнадежность. Куда идти? Где приклонить свою голову? Настоящим приятелем оказался Иван Кунців. Он пришел на помощь больному писателю, забрав его в свое имение, в село Улицько-Зарубане возле Равы-Русской на Львовщине. Окруженный любовью и уважением, Мартович много читает, жадно ловит каждую новость интеллектуального и общественной жизни, будто заново рождается.
Благотворно повлиял на Мартовича выход двух его сборников в Москве (1910, 1911) - «Войт и другие рассказы» в переводе и с предисловием О. Назариева. «Он поражает таким глубоким знанием народной жизни, обычаев и навыков крестьян, - восторженно писал российский собрат, - отмечается такой способностью заметить и передать мельчайшие изломы души мужика, что это дает нам право поставить Мартовича наряду с лучшими современными побутописцями села».
С поднятым настроением, с новой силой Мартович пишет рассказ «Народная ноша», «Пророчество грешника», «Жирафа и Ладо» (напечатаны после смерти); начинает драму «Политическое дело», повесть «Деревня Лифта» (оба произведения неоконченные); на одном дыхании заканчивает крупнейшее произведение - повесть «Суеверие» (1910 - 1911), где, по словам профессора М. Рудницкого, «мужицкий мир» и интеллигентская галицкая провинция оживают от его слова, улыбаются до нас теми самыми чертами безжурної погоды, морщинами искривленного лица, бороздами, пооракими от желчи...»
Мартович возлагал на повесть большие надежды. Кроме естественного желания каждого писателя увидеть свое творение напечатанным, он преследовал и другую цель, о которой говорит в письме к редактору «Литературно-научного вестника» В. Гнатюка: «Скажу Вам, как своему знакомому, что я теперь в большой нужде. Как видите, сижу на селе у товарища д-ра Кунцева. И это еще байка, но как раз хорую на жолудок или на кишки (...) и лежу в постели. Думал поехать во Львов и не знаю, когда выберусь. Очевидно, мужчины без должности все давят. Так и меня теперь прижали вірителі и берутся в моих ручителів, а я не имею чем пополнить рати. Беда. Об этом, очевидно, не говорите никому в редакции, человек нуждающийся в людей тратит половину своей стоимости».
Оба редакторы (В. Гнатюк и М. Грушевский) высоко оценили «Предрассудок» и назначили автору самый высокий гонорар. И совсем неожиданно Мартович забрал из редакции рукопись. Может, хотел «отшлифовала его? Хоть правки он внес очень незначительные.
В перерывах между художественным творчеством, приступами болезни Мартович готовился к защите докторской диссертации. Надо же было позаботиться о будущем. Не век же скитатися по чужим углам, без средств к существованию! Откуда было знать, что его жизненные гони такие короткие и что через два года навеки закроется недочитанная книга его жизни?!
Он защитил докторскую в зловещий 1914 год. Болезнь не дала воспользоваться ею; война отобрала радость творческого труда. Уже в первых числах сентября Улицько-Зарубане был оккупирован солдатами российской армии. Писатель дважды побывал под пушечным огнем, был свидетелем убийств, увечий, грабежами, преследований демократически настроенной интеллигенции, которые продолжались вплоть до мая 1915 года. Мартович работает администратором сельских хозяйств и смотрителем за пленными с российской армии в селе Погариську, где 11 января 1916 г., в пустой школе, в окружении чужих людей (пленных из Екатеринославщины) умирает в тяжких муках болезни.
И. Кунців, несколько приятелей, крестьяне и три пленные проводили покойного в последний путь, в соседнее село Монастырок на крутую гору, поросшую высокими деревьями. Три священники отпевали его душу. Белый снег пухом ложился на грудь. Зимний ветер захлебывался от жалости и разносил трагическую новость в Львов, Киев, Черновцы, Вена.
С тех пор столетние липы берегли его вечный сон и не дали сравнять с землей его могилу.
Украинская общественность забыла его. Или пушечные выстрелы оглушили ее память, сказалась печальная традиция искать пророков в чужих землях?
Через десять лет, поражен нечеловеческими условиями жизни наименьшей сестры сатирика, Стефаник воскликнул: «Боже Мой! Или гениальный писатель, покойный Лесь Мартович, не годен из-за гроба дать своей сестре корову?
Эх вы, издатели и приятели! читатели и не читатели! читающая и читающая украинская громада!..»
И украинская община была глухонемой не только к сестре, но и самого писателя. Двадцать лет она разыскивала забытую могилу, чтобы наконец поставить скромная надпись на памятной плите: «Лесь Мартович. Доктор прав, кандидат адвокатуры. Писатель. Автор «Нечитальника», «Хитрый Панько», «Мужицкой смерти» и других образков хлопської судьбы. Рожденный дня 12 февраля 1871 г. в Торговице-Шльній Городенковского уезда. Умер дня 11 января на Зубейках в Погариську, а погребен здесь дня 13 января 1916 г. Память славного хлопського сына не погибнет!»
Несколько десятилетий понадобилось украинской общине для создания литературно-мемориального музея писателя в селе Торговицы и установление его бюста.
120 лет, прошедших со дня рождения и 75 лет со дня смерти - это постоянный горький упрек нам, украинской общине. Потому что мы за народ такой, когда позволили вычеркнуть даже из обзорных разделов школьных программ имя гениального сатирика, гордость украинской литературы?! Как допустили до того, что сатирик мирового регистра в университетском учебнике помещен в разделе «Другие писатели», а в академической «Истории украинской литературы не удостоен места в содержании?!
Сколько веков надо нам, чтобы отважиться на научное издание его наследия, которое было основано Михаилом Качанюком еще в 1930 году, но замерло на первом томе?
Эх вы!.. Люди!.. Украинская громада!..
Известная нам литературное наследие Мартовича состоит из 27 рассказов, сатирической повести «Предрассудок», нескольких незаконченных произведений, ряда публицистических работ. Ученые-литературоведы много и справедливо сказали о том, что Мартович был передовым деятелем своего времени, проповедником высоких социальных и этических идеалов, страстным борцом с низким, лицемерным, подлым. Гораздо меньше внимания обращается на то, что Мартович великий художник, который оставил нам сатирические произведения выдающейся эстетической ценности.
Хорошо понимая истину, высказанную в свое время М. Салтыковым-Щедриным, что ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он распознан и что по его поводу уже раздался смех, Мартович использует эту найдійовішу оружие в борьбе с общественными пороками.
Мартович-сатирик исключительно внимательный к нуждам дня, до всего того, чем жило и волновалось общество, до коренных проблем эпохи, от решения которых зависит судьба миллионов. Характерной особенностью сатиры Мартовича является широкое обобщение действительности, изображение ее в историческом движении, в закономерных связях с прошлым и будущим.
Его интересовала социальная и политическая построение общества, психология и поведение целых классов. Отсюда - те сложные идейно-художественные концепции, широкооб'ємні синтетические замыслы, проблемная розлогість, сложная жанровая природа, что не подлежит никаким канонам. Отсюда - удачно и плодотворно использованы журналистско-публицистические обороты, образы радикалов-агитаторов, их деятельность и влияние на психологию крестьянства.
Глубокое понимание исторической роли народа как творца духовных качеств, вера в его будущее дала возможность писателю показать мелочные, эгоистичные характеры не только как явления, порожденные определенным социальным средой, не только как существенную черту его эпохи, но и как феномен, возникающий в различные исторические периоды времени. Тем-то и сегодня его произведения заставляют народ узнать и ужаснуться самого себя, помогают подняться с колен, осмыслить свое место и роль в жизненном процессе.
«Доктор хлопістики», как любовно называли Мартовича за доскональное знание психологии крестьянства, подверг уничтожающей критике антинародные цесарские законы, крестьянскую темноту и вражду в рассказах «За черту», «За топливо», «Злое дело».
Внимание Мартовича сосредоточена прежде всего на внутреннем комізмі как отдельного человека, так и общественного организма в целом. Беспощадность сатирика проявлялась к порокам социальных верхов и низов. Для первых использовал неисчерпаемый запас сарказма и пренебрежения, для других - боль и смех сквозь слезы, как это наблюдаем в рассказе «Стрибожий подарок».
Рассказ состоит из одиннадцати разделов, каждый из которых добавляет эскиз к социально-духовного портрета общины села Смеречівка, забытого Богом и людьми. Село отдалено от реального мира не только географическое. Оно такое забитое, беспомощный и покорное, что сам Перун без особого страха и колебаний выбирает его для осуществления дальновидного замысла. Сознание общины - в сповиточку. Она даже слово «политика» не понимает. Да и общиной смеречівчан можно назвать условно - за общностью территории. Здесь каждый живет для себя и о себе. Такая община, убежден бог Перун, не может иметь политических желаний и не поймет настоящей цены «стрибожого подарка», сделанного отвода глаз. Поэтому и, собственно, посылает Стрибога в это соло сделать для людей все, что только пожелают».
В собирательном портрете общины Мартович подчеркивает две главные черты: страх перед господами, взаимную озлобленность и состояние общественного «обморока». Самое страшное, что такое положение община считает естественным и понятия не имеет выйти из него. Дрібновласницький эгоизм, отчужденность, темнота привели к духовной и нравственной деградации общества. Не случайно Мартович применил прием зоологических уподібнень, сравнивая ее (общину) то со стадом индюков, то с голодными утками, то с каркаючими воронами, то с курятами.
Развенчивая темноту и пассивность крестьянства, Мартович стремится вызвать отвращение и отвращение к состоянию, не достойного человека, пробудить усыпленную силу трудящихся.
Трагизм положения безземельного крестьянства, его бесправие, болезненный процесс пролетаризации, появление на селе новых эксплуататоров - такая проблематика рассказа «Лумера». Ободранные царским правительством, обремененные обязанностями, лишены элементарных человеческих прав, крестьяне-батраки ищут выхода. Находят его в службе. Одно ярмо сменяется другим, а «мужские лумера» следуют за ними: «Первое лумеро - мужик пашет; (...) осьме лумеро - мужик несет... но нет! Гидно: здесь вновь иные лумера: первое лумеро - мужик несет, где говорят; второе лумеро - мужик несет... третье... и этих, мой, таких лумерів, что звезд на небе, что песку в море».
В письме к М. Павлика Мартович признался: «Я имею еще сказать, что знай, допишу, как вторую часть до сего, заложение читальни в том селе наперекор попу и дідичеві, здесь, конечно, лучше бы мож охарактеризовать Кабановича. Да и думаю еще и третью доделать «Аниця на службе у профессора». Но это («Лумера»), как увидите, же для себя целостность может составлять .
Трилогии Мартович не написал, и проблемы, затронутые в рассказе «Лумера», осмысливаются и в рассказе «Мужицкая смерть». В центре произведения - воспроизведение психологии смерти спролетаризованого крестьянина в условиях капитализма. Тема не новая. К ней обращались предшественники и современники Мартовича. Достаточно вспомнить новеллы В. Стефаника «Скин», «Самасаміська», Марка Черемшины «Лик», из которых возникает глыба горя и нужды крестьянина, которого «так взяли в крепы, что и умереть никак».
Рассказ можно назвать «сатирой без смеха» (Юрий Борєв). Характер этого смеха Мартович определяет сам: «...засмеялся мужицким смехом, что только голос будто смеется и губы стягиваются до смеха, но по лицу совсем не узнать, что это смех». Это не гоголевский смех сквозь слезы и не легкий народный юмор. Смех Мартовича - это как бы синтез двух различных тенденций художественного изображения действительности: смех как жизнеутверждающее позитивное начало и как разрушительная сила, способная уничтожить все зло, что стоит на пути добра и счастья человека.
Легкого юмора нет и в «Мужицькій смерти», потому что «искренний смех очень жидкий и поэтому неприличний. Искренним смехом смеется, к примеру, девушка к парню с ласк, но люди говорят, что она не смеется, только щікириться». Герои повествования не имеют ни причины, ни повода для «искреннего смеха». Да и ситуация никак не способствует ему. Умирает человечная, такая же обездоленных, как они. Свидетели умирание Грица Баната пытаются утешить его своим, мужицким, способом. Каждый рассказывает про свои беды, ибо «все легче, как кажется мужчины нещасливішого от себя».
Вдумаемся в слова той утешения, и нас поразит ужас положения крестьян, их холодная философия восприятия его, спокойная уравновешенность суждений о трагических вещах. Говорят все про все. Неожиданные повороты в разговоре - от непрестанно-циничного предсказания Грицихи скорого конца мужниного до экономического состояния и готовности предстать перед страшным судом каждого из присутствующих. «А вам бы, кум Митре, женщина также не позволила умирать. С вас сегодня тянули душу за налоги, а женщина бы сказала: «Постой, мой, заплати-ка ты вперед дачку, а значит умрешь».
Создается впечатление непринужденно-естественной импровизации. Каждый ведет свою мелодию, которая вливается в общий многоголосый хор. Поразительная слаженность звучания его, плавность перехода мотива в мотив, «исполнительская» оригинальность. Трагический в своей основе содержание мотивов передается в мажорной тональности. Маневр неожиданный, но художественно мотивирован. Такой прием позволил Мартовичу воспроизвести пропасть между угнетателями и гнобленими, пробудить чувство гнева и активного протеста против социального неравенства и политического деспотизма.
« - Ну, чтобы так господа или лавочники,- сказал маленький Никита,- то хоть пусть все вымирают, что до ноги, то никто им не возразит. Хоть пусть их холера вытеснит к лабя, то кождому нельзя (...)
- Или пусть умирает и десять лет, то свободно. А мужику нет, потому что сейчас стоит. Или махай сейчас, а нет, то вставай к работе».
Народ как воплощение идей демократизма, как вечная основа национальной жизни, как могучая сила революционного устремления в обществе был главным героем Мартовичевих произведений. Угнетенный социальным строем, изнеможенный налогам и подневольным трудом, доведенный до отчаяния и смерти, он должен в конце концов начать осознавать себя социальное. Это уже не те нечитальники, что надеются на смену начальства, покорные своей судьбе, не воспринимающие радикальных идей.
В «Мужицькій смерти» действуют другие люди. Автор показывает новые процессы на селе - проникновение пролетарской идеологии, распространение новых идей и понятий в крестьянский лексикон, новые формы и категории крестьянского мышления. Последствия пропаганды радикальных идей очевидны. Крестьяне не поддаются на подкупы, угрозы, казни и гонения и выбирают к «ради самих противников помещика».
В селе есть сад и радикально настроенная молодежь. Публицистически-журналистская лексика полнокровно входит в бытовой обиход крестьян. «Михаил имел привычку лослугуватися книжными словами. Так привикав до тех слов, словно бы их с детства переймив, и был убежден, что каждый понимает те слова».
Будто откликаясь на призывы газеты «Хлебороб» писать сообщения, разоблачать притеснения и несправедливость, сплотиться, чтобы общими силами вести борьбу за свои права, крестьяне-читальники «пускают Карпа в газету». Возможно, несколько наивная форма протеста, но важнее осознание крестьянами своих классовых позиций: «Коропе! Ты из общины жиєш да и людям пакости делаешь? Таже если бы люди на тебя не делали, то ты бы не имел с чего жить. Ты обснуєш мужа, как паук, и висисаєш из него кровь, как паук из мухи (...) Мы, работные люди, продуцируем деньги, а вы, легкобити, ужиткуєте».
Общественно-политическое сознание крестьянства с каждым днем растет. Постепенно народ избавляется от пассивности, покорности, рабского отношения к силе и власти - пороков, искусственно привойных ему государством и властью на протяжении веков, и тянется к свету, освобождения и развития. Даже Гриша, который ненавидел Петра, потому что он был секретарем читальни, проникается к нему любовью и благодарностью.
С большой социальной остротой и эмоциональным напряжением отражено постепенное умирание крестьянина, который не может по-человечески ни болеть, ни умереть. И дело не в том, что он лишен возможности лечения, или, скажем, элементарного «комфорта», которым самая бедная семья имела бы окружить смертельно больного мужа в последние дни. И, конечно, не в том, что каждому человеку горько прощаться с миром. «Гриша хотел умереть, потому что слышался уже лишним на этом свете. Но хотел умереть так, как люди, не крадьки». И умереть так, как люди, Гриша не мог. Средств на пропитание семье не оставлял, а потерял последнее, что имел. Долг у ростовщика вырос вдвое. Вернуть его - невозможно. Ростовщик посягает на помірочок, который кормит всю Грицеву семью. Перспектива расходов на похороны мучила его, может, больше, как болезни или смерть. «А откуда же я еще тебе на похороны возьму, за что тебя похороню? За свои слезы?» - причитала над еще живым мужем Грициха.
В словах Грицихи - ужасная правда мужицкого жизни и смерти, страшная своей оголенностью и экстремальной ситуацией, в которой выражена. Женщина, как и Гриша, прекрасно знает, что мужчина «хоть бы осилил, то ничего не посоветовал бы». Поэтому взрыв безудержной скорби и гнева, возмущения и упрека адресуется не Грицю, австро-цесарском правительству с его законами, которые «за бедными людьми, за калеками не обстають».
Глубоко символический подтекст имеет бред Грица и искреннее признание о своей неизбежной смерти радикалові Петру. Мартович верил, что реализация надежд на счастье крестьянства неотделима от радикального движения, который охватывает крестьянскую массу, усвідомлюючу себя как класс, способную открыто выразить свою ненависть к классовому врагу. Под влиянием радикальной пропаганды прозревают крестьяне - герои рассказов про буржуазную демократию и выборы («Квит на пятку», «Смертельная дело», «Староста», «Хитрый Панько» и др.).
Мартович отдал много сил и энергии вопросу выборов галицкого сейма и австрийского парламента, организовывая веча, агитируя за крестьянских кандидатов, выступая с публицистическими статьями и художественными произведениями. Выборы были одной из важнейших социально-политических проблем в Галичине. Австрийская конституция не давала никаких политических прав трудящимся. Существующая куріальна (избирательная) система, действие различных цензов: усадебному, віткового, оседлости, лишение голоса военных и женщин - все это давало привилегии крупным землевладельцам и буржуазии, прежде всего польской шляхте. Один крестьянский депутат, по подсчетам И. Франко, выступал от 75 тысяч населения, тогда как один барский - от 50-ти человек. Но и эти ампутированные права трудящихся нарушались террором, мошенничеством, подкупом при самих выборах.
Не удивительно, что австрийская конституция с ее фальшивыми словами о равенстве и свободе подвергалась сокрушительной критике общественно-культурными деятелями, писателями, радикальной прессой. Рассказы Мартовича свидетельствуют, как много сделал он в решении задачи всестороннего политического разоблачения и сатирического высмеивания австро-императорской власти с ее избирательной системой и подготовки крестьянства к революции.
Рассказ «Квит на пятку» и «Смертельное дело» написаны как антитеза на одну и ту же тему - роль и потребность агитации .в национальном и политическом прозрении масс. И в первом и во втором рассказах действуют затурканные крестьяне - Николай Подожжен и Петр Подошва. Оба - избиратели и голосуют за украинского кандидата. Первый - по наущению попа, бессознательно; второй - под влиянием радикальной агитации, осознанно.
На соборчику в отца декана попутная обсуждалась и дело выборов. Выступление отца Альойзія на нем раскрыл его политическую ориентацию, сводилась к отрицанию всяких предвыборных один и агитаций. Они лишние, потому что и мужику много накладывается до головы теми вічами». Достаточно, по мнению Альойзія, подготовить одного избирателя, наиболее преданного отцу, написать ему карточку с фамилией украинского кандидата, и он проголосует, как найсвідоміший избиратель. Следовательно, без агитаций, без пробуждения диких инстинктов, но «пасторским наставленієм» можно не только весь народ прибрать к рукам, но и никакой «ветреник не весил бы ся заглядывать в наших сел и восклицать мятеж между пастырем и прихожанами».
Отец Альойзій доволен. Сегодня он выслал своего наймита Николая на выборы. Представлял, как тот проголосует, и смаковал свою победу. Был тронут до слез от любви до того простого народа, готов расцеловать его. И при зажуреному виде Николая охота целоваться отпала, хотя большая привязанность к нему еще не исчезла. Диалог с Николаем не оправдал и малейших иллюзий отца. «А егомость же как мне квит написали? - с болью упрекал попу наемник.- И как писарь из Вишневая выписал квит, то в дверях выплачивали по пятке, а я как свой показал, то какой-то комиссар ізгікав на меня: «Так тебе, говорит, выписал поп, то, говорит, кольку достанешь, не пятку».
Это, собственно, единственная и сиюминутная упоминание о підкупну систему выборов в австрийский парламент. Употреблена она для того, чтобы показать полную гражданскую глухоту народа, которому политическая агитация нужна, как хлеб, как солнце, как воздух. Проникнутое «патриотическим» чувствам, отец пытается убедить наемника в безнравственности брать деньги за голос. Николай имеет противоположные убеждения. Он лишен пятки, за которую можно купить пацятко, как слизняка. Всю жизнь они с женой стягивались на такую сумму зря. Мужчина слышался обиженным, обворованным. Сатирический эффект достигается тем, что оба собеседники не понимают друг друга и говорят на «разных языках».
Борьба за кусок хлеба, нищета, соответствующее окружение во главе с демагогом-пустодзвоном Альойзієм явно не способствовали прозрению народных масс, которые и не подозревали о существовании каких-то других, общественных, интересов. Поэтому усилия передовых людей были направлены на то, чтобы пробить стену мужицкой упрямства и темноты, пробудить классовое активность, побудить к единению и радикальных действий.
Как писатель-гражданин, Мартович считал своим долгом помочь трудящемуся люду избавиться от духовного рабства. Потому-то с такой симпатией отражает «культурные проблески» народа, показывает, как под влиянием радикальной агитации крестьян зарождается чувство самосознания, народной чести, человеческого достоинства, гражданского долга.
Как и его односельчане, Петр Подошва («Смертельное дело») перенят дрібновласницькими интересами. Уровень сознания общества говорит само название села - Тупівці. «На правибори в селе Тупівцях пришел лишь войт и семь радных, потому что в селе никто даже не понимал, что оно такое эти выборы и к чему они». Так начинается повествование. Эпизод избрания избирателя - это сатира на сельскую старшину, на войта и радных, которые из меркантильных целей хотят стать избирателями. Все они выступают против кандидатуры войта, который «уже хватит наелся десяток тех, что принимал за голос. Пусть пустит и второго. Пусть бы второй себе заработал». Пообещав одному радному клинышек на отаву, а другому дать пятку, Петр Подошва собрал себе три голоса и стал избирателем.
Во втором разделе рассказы Мартович показывает народное вече в овине, на котором выступает крестьянский бесідник. С помощью аллегорических образов народной сказки оратор дает меткие политические оценки и характеристики, помогает обществу понять реакционный характер буржуазно-помещичьего строя, в частности австро-венгерской конституции, призывает тупівських людей единодушно выступить на защиту своих прав, отдать голос за украинского кандидата.
Мартович реально показывает раздвоенность настроения Подошвы. С одной стороны, над ним тяготеет клятва общине, с другой - сожаление за потерянными деньгами. В духе народного юмора, колоритно и остроумно показывает Мартович, как две здоровенные мужики, вооруженные грабовыми булавами, «погнали Петра Подошву заранее себя до города, до голосования». Караульные крестьяне приставлены к избирателю на случай предательства общине. Тогда Петра ждала смерть. Отсюда и название рассказа «Смертельная дело».
Мартович проявил блестящий талант юмориста, прекрасного знатока психологии крестьянина, его быта. Он незаурядный мастер комических ситуаций, портретных характеристик. Его юмор то добродушный, мягкий, то язвительный, колючий, а в выразительных местах имеет остро сатирический характер. Причем эта острота иногда выступает в мягкой напівзавуальованій форме. Старый дед, услышав, что в этом году за голос будут давать не пять, а пятьдесят, благоговейно говорит: «Узнали августейшие господа, что народ очень бедствует, да и света канцелярия хочет народу помочь...»
Рост политического сознания всей общины, удачные попытки использовать в своих интересах провозглашаемые буржуазной конституцией права, борьба против правительства, чиновников, господ изображены в рассказе «Войт». В нем Мартович гармонично сочетает художньообразні элементы с чисто публицистическими. Сатирик делал это сознательно, апеллируя не только к сердцу, но и к разуму крестьянского читателя. Публицистически заостренная сцена выборов войта, сатирическое высмеяна деятельность официальных правительственных властей в Галиции, что «привыкли всякое право топтать ногами». Особенно ощутимо топтали право на выборах, блестяще воссоздал писатель в рассказе «Хитрый Панько».
Своеобразие повествования достигается небуденністю конфликта. Антиподом положительного героя выступает не какой-то конкретный персонаж, а австро-царская держава с ее воровской-лживой конституции и «бумажными» законами.
Рассказ имеет классическое построение сюжета со всеми его компонентами. Экспозиция знакомит нас с главным героем. Акцент сделан не на внешние приметы, а на психологию. Настроение Панька сложный и противоречивый. Он охвачен радостью и страхом. Радовался, что «выбрали его граждане избирателем на посла венской совета», боялся не оправдать доверие общины. В себе Панько был уверен: «Уже я знаю за общину постоять! Когда община мне такую честь повела, то я за нее хоть в огонь!»
Боялся каких-то неизвестных причин, неизвестных препятствий. Ведь он впервые голосует. Впервые с глазу на глаз встретится с врагом, некоторые привычки которого он «теоретически» знает. Знает о последних кровавые выборы. Знает, что могут отобрать у него карточку для голосования, подкупить, арестовать, бить. Все это приказали ему читальники еще дома, а руский (украинский) адвокат в городе подтвердил. И ничто не останавливало Панька. Полон решимости и твердого намерения выполнить почетное поручение общины, Панько оказался возле дома уездного совета. Здесь начинается завязка конфликта, в котором «теоретические» знания технологии проведения австрийских выборов обогатились личной «практикой». Встреча Панька с «рядовыми лицами» нагнал еще больше страху. Силы были явно неравны, поэтому «первый раунд» закончился полной капитуляцией Панька. Изгнан и побит, он «стоял на одном месте покорно, как нищий перед панской хате». Пришлось Панькові сбросить сапоги и, раня затекшие от холода ноги и руки, перелезать забор высотой в полтора мужика. Напряжение душевных и физических сил Панька достигает кульминации, что завершается «счастливой» развязкой: «мелькнул Панько в сени и побежал босыми ногами по каминных лестнице, чтобы выполнить австрийским законом запоручений акт свободных выборов».
Образ Панька - новый в украинской литературе. Развито чувство общественного долга выделяет его среди других - бедных, честных, угнетенных, покорно-податливых, трагически-несчастливых, или, в лучшем случае, способных на мгновенный взрыв пассивного протеста, как Юсип («Раз мать родила» Марка Черемшины) Федор («Поджигатель». Стефаника). Панько становится на прю со стаей эксплуататоров народных и выходит победителем. Поэтому трудно согласиться с мнением, что «Панько смешной в первую очередь своим упрямством - что он должен выполнить свой долг. Ему для этого не хватает храбрости и решимости, он много раз до всего примеряется (...) И настойчивость именно такого человека выглядит смешным».
Ничего комического в самом образе и смешного в упрямстве и настойчивости Панька нет. Это не тупое упрямство Гриши и Семенихи («За черту»), Семена Заколесника («Вот носи мое!») или крестьян из «Стрибожого дара».
Панькова упрямство обусловлена благородной целью: честно выполнить долг перед обществом. Поведение и поступки Панька - достойные удивления и восхищения. Бедный человек, для которого комок сыра - праздничный деликатес, не только не лакомиться на легкий заработок при выборах («А пяткой он меня не загулить (...) Пусть он себе купит веревку за ту пятку»), но и готов понести материальные убытки: «Пусть уже стоит, а голос надо отдать», - говорит он Ивану с готовностью откупить шапку за свои деньги, если ее повредит жандарм.
Да и робким его не назовеш. Старый, изможденный, безоружный человек против физически здоровых, профессионально подготовленных палачей, вооруженных жандармов, находящихся к тому же под мощной защитой государства и права, нашел все-таки выход. Панькові жертвы - моральные унижения, физические побои - оправданы. За общину же!
Рассказы Мартовича, в которых главными героями выступают простые люди, трогают глубоким лиризмом, искренним поэтическим словом, душевной красотой. Не случайно один из исследователей творчества писателя А. Назаріїв назвал Мартовича народником в лучшем понимании этого слова. «Сквозь «горький смех» автора повсюду пробивается его глубокая, искренняя любовь к обездоленного и угнетенного нищетой, темнотой и бесправием украинского народа, сердечную боль из-за недостатков и пороков героев его рассказов, скорбная печаль по поводу отрицательных черт сельской жизни».
Сатира Мартовича имеет непреходящее идейно-эстетическое и воспитательное значение. Откликаясь на злобу дня. Мартович пытался задеть самые главные проблемы жизни человека и человечества. Его острый проницательный ум никогда не останавливался на поверхности жизни, а проникал в глубину явлений, в их сокровенную сущность.
Наделен гениальным талантом воспроизводить душу, думы и голоса своих земляков, их горести и заботы, интеллигентность сердца и силу творческого разума народа, Мартович сам стал его совестью, его любовью и его смехом.
Творчество Мартовича насыщенная мыслью, всеохватывающая, интеллектуальная. В этом ее сила и источник бессмертия.
Литература:
Изобретен рукопись о русский край. Киев, "Радуга", 1991 г.
|
|