Статья
Роль духовного измерения лирики Василия Стуса для морально-этического воспитания школьников
Г. Виват,
кандидат филологических наук
Одесса
Проблемы морально-этического воспитания молодежи на современном этапе развития украинского общества является весьма актуальными. В водовороте кардинальных изменений (политических, социальных, экономических) происходит пересмотр стоимостных достижений, стремительная переоценка ценностей. Очень важной государственной проблемой сейчас является не растерять духовные достояния, не заилить колодца непереходных истин, общечеловеческих ценностей, древних культурных традиций, которые общество выработало на протяжении веков своего существования в общекультурном контексте. В этом направлении и стоит направлять воспитательную работу в образовательных учреждениях, в частности на уроках литературы. А она будет базироваться на образцах высокоинтеллектуальных и духовно наснажених произведений выдающихся мастеров слова, в том числе и стихов В. Стуса.
Классифицируя лирику В. Стуса тематически и по ее мотивам, проследим в ней ярко выражены оппозиции: добро/зло, присущие загальнокультурній традиции. В рамках этой оппозиции просматриваются антиномии: гимн жизни и отрицание насильственной смерти, поздравления красоты и резкое противопоставление ей уродства, лирическая хвала гармонии и отрицания дисгармонии, подъем высоты человеческого духа свыше низость и саморуйнацію человеческой личности и т.д. Анализ поэтики произведений В. Стуса именно в этом аспекте является целью данной работы.
В вербальном монтировке оппозиция добро/зло в произведениях В. Стуса выражается через оппозицию молитва/проклятия. В украинской традиции проклятия осуждались в обществе. Грубые и злые слова, ссора, брань, проклятия считались большим грехом. И сейчас старые люди иногда считают, что все слова-пожелания, примовляння-заговоры, проклятия и т.д материализуются и имеют способность возвращаться к говорящему или «падать на голову» родным людям. Да и не только в украинской традиции проклятия рассматриваются в таком аспекте. Английская народная мудрость, скажем, также говорит: «Проклинает like chickens come home to roost» (проклятия, как цыплята, возвращаются домой на насест) [7, с 19]. Следовательно, негативное отношение к этому явлению является общечеловеческой культурной традиции. Поэтому, видимо, мать-Украина в стихотворении «По летописи Самовидца», проклиная своих неразумных детей за разорения, к которым привели их необдуманные поступки, все же, будто испугавшись своих проклятий, тут же желает им (сыновьям) здоровья:
Хоть вы пропали были бы вы, сынки, здоровые, В аду запеклім, в райском раю страшном [Т. 3, кн. 1,с. 45].
В. Стус свое негативное отношение к проклятиям также выразил в стихотворении «Как хорошо то, что смерти не боюсь...», заклеймив их наравне со скверной и ненавистью:
Как хорошо то, что смерти не боюсь
И не спрашиваю, тяжелый мой крест.
Что вам, богово, низко не клонюся
в предвкушении недовідомих слоев.
Что жил-любил и не набрался скверны,
ненависти, проклятия, раскаяние [Т. 2, с 15].
В стихотворении «Сумеречные сумерки опалы...» поэт также не сетовал на свою судьбу или, как он ее называл, «скорби», и, отказавшись от проклятий, решил снести все испытания Господни молча и достойно:
Что тебя проклинать, моя недоле?
Не клена, не клял, не прокленами [T. 1, кн. 1, с 62].
А когда уже не выдерживала душа тех тяжелых испытаний, выпавших на долю поэта, и хотелось проклясть весь белый мир, В. Стус обращался к Богу. Вера в Божье провидение и пример жертвенной муки Спасителя придавали силы и вдохновения, и проклятие отступали перед верой:
Это надо терпеть и бесполезное - проклинать.
А ты меня, Господи Боже, прости
( «Между проклятых сорванцов, иуд и христов»)
[T. 2, с 108].
В украинской традиции даже врагов своих не рекомендовалось проклинать. Возможно, поэтому В. Стус, обращаясь к трагически и несправедливо погибшей Аллы Горской в стихотворении «Заходит черное солнце дня...», просит ее не проклинать никого, даже тех государственных чинуш, что ее травили:
Но не спосилай проклятие,
кто за государственными дверью.
Ругай. Но не спосилай
на нас клятвы... [Т. 3, кн. 1, с 76].
Используя апострофу, художник как бы убеждает читателя в том, что хороший человек не может умереть полностью, поэт не хочет верить в ее смерть.
Противопоставляет В. Стус проклятию добро и в поэзии «В июле снег упал. В июле смерть»:
И не мечом. Но пером.
И не проклятием. А добром.
И не руками. А горбом
старческим [отдалит] погромы
[Т. 1,кн. 2, с 133].
А в стихотворении «слишком близко второй, что мне в родню...» сквозной является мысль о грехе от проклятия. Здесь поэт проклятие сравнивает с тяжелыми камнями, комками, бриднею:
... и заступаєш собственное течение,
как бешенство, неистовой докука
и розпрокльонів, как кома, тяжелые.
А все то - грех. А все то - смертный грех
[T. С, кн. 1, с. 161].
Иногда проклятия поэту кажутся острыми ножами: проклинать человека, по В. Стусом, - все равно, что резать ее ножом. Поэт проклятие считает своими кровными врагами:
А в хапливий сон
войдет острый, словно нож, проклятие
и возвращается в души розверстій.
Ибо он - величайший враг мой - спешит
Моей кровью лезвие окропит... [Т. С, кн. 1, с 42].
Радость противопоставляет проклятия художник в поэзии «О, как тебя убавляет грех...». Сквозным также в этом стихе является концепция противопоставления неба и земли. Не исключено, что это противопоставление базируется на патриархальном христианском мифе о духовную и материальную реальность: духовное - высокое, чистое и вечное, материальное - ниже, суетное и мимолетное. Небо (гора, высь, верх) - это пространство духовного, пространство богов, духов, ангелов, а земля (дол, низ) - жизненное пространство людей и других земных существ. Согласно Библии Небеса престолом Господним, а земля - подножие ног Его [2, с 748]. Человек должен жить высоким, духовным, вечным, а не удерживать внимание на приземленном, будничной, суетливой, уверен художник:
Мы разбиваем лоб
и не о зрении, а о лестницу,
и долго брови сводит удивление -
что шаги блудом повело [Т. С, кн. 2, с 78].
В рамках оппозиции добро/зло в лирике В. Стуса наява также оппозиция молитва / ругань. Употребляя брань в некоторых своих стихах, поэт подчеркивает кощунство новой власти в Украине, которая, запретив церковь и религию, тем самым запретила и святую молитву, противопоставив ей взамен грязную ругань:
Словно с пожаров, с аэродромов
железные ангелы летят,
а он кошлатить седые брови
и гнет в Христа и в богомать.
(«Пустые мчатся автомобили...») [Т. 1, кн. 1, с 93].
Брань, свист, собачий лай, проклятия поэт ставит в один ряд и изображает как негатив:
Снега и стужа, ветры и морозы,
свисты и брани, дикие проклятия,
собачий лай, крик паровоза,
черные машины, черные вагоны.
(«Уже София відструменіла...») [Т. С, кн. 1, с 153].
Противопоставление живого мира природы и мира механизмов как бездуховного слепого фатума в лирике В. Стуса также является олицетворением оппозиции добро / зло в стихах «Колеса глухо стучат...», «Пустые мчатся автомобили», «В июле снег упал. В июле смерть». Здесь интерпретация нам точной и целесообразной для стихотворения самого В. Стуса «Колеса глухо стучат...», где изображается поезд, неустанно несется вдаль, неся в вечную мерзлоту арестантов. До Всевышнего, Иисуса Христа и Богородицы, возвеличивая и прославляя их, человечество обращается в святых молитвах: акафістах, кондаках и т.д., а служаки тоталитарного государства ругаются в эти святые имена, даже колеса бездуховного механизма монотонно повторяют те ругательства:
Колеса глухо стучат,
колеса стучат
в Христа, в вождя, в всех божат
и в мать и перемать [Т. 1, кн. 1, с 166].
Крылатая мысль и крылатый птица. Стуса, скажем, противопоставляется искусственным летательным аппаратам:
Сутки идет. Сутки не ждет,
и кружеляє мир знекрилений,
спутники и космодромы -
то инквизиции синдромы [Т. 1, кн. 2, с 133].
За весьма логичным замечанием В. Гайзенберга, небо верующего очень сильно отличается от того неба, в котором летают наши самолеты и куда мы запускаем наши космические аппараты [6, с 183]. Хотим немного развить мысль великого ученого: человеческие горизонты вообще, в том числе и чистота и высота неба для каждой личности зависит от ее духовности. На этом не раз подчеркивал и В. Стус в своей поэзии, предостерегая человечество от «безнебого мира».
Здесь попутно следует отметить, что Лина Костенко также выразила уверенность в том, что высота неба зависит от духовного величия человека:
Небосвод для человека - как раз соответствующая потолок.
Поднимешь голову - и не розіб еш ей тим.
(«Вирлооке солнце...») [4, с 205].
Высочайшую планку для измерения высоты неба, выступая эталоном того измерения, выставляют настоящие люди, высокодуховные личности - уверена поэтесса:
При мастерах как-то легче. Они как Атланты.
Держать небо на плечах, поэтому и есть высота.
(«Умирают мастера, оставляя воспоминание, как рану») [5, с 178].
В этом аспекте вызывают интерес ряд стихотворений В. Стуса, написанных в жанре молитвы. Учитывая эту грань его творчества Ю. Шевелев отметил: «Поэты шестидесятых годов - Голобородько, Винграновский, Костенко, Драч и другие, как и их сверстники в русской поэзии, принесли в своем творчестве заметный наклон к «депоетизації поэзии»« или, если хотите, к поэтизации внешне непоетичного. В этом смысле Стус - человек своего поколения. Отличает его и прокладывает мост между двумя его манерами подчеркнуто, отчетливо ощутимое напряжение, экстатичность. Поэтому его поэтический стиль ведет к молитве, его антипоетичний стиль до причудливого Гротеска [13, с 383]». Молитва является сокровенным проявлением религиозного духа, поэтому и стала фундаментальной составляющей любого культового действа и своеобразным обращением человека к Богу в поисках истины, считает Ирина Бетка [1, с 117]. Утверждением В. Войтовича, с которым мы полностью согласны, молитва - это своеобразный код, который открывает путь к высотам духовного познания [3, с 320].
Итак, молитва - произведение религиозно-мєдитативного направления. То есть через молитву человек общается с Богом. Молясь, человек просит Всевышнего о своих потребностях. Казалось бы, молитва носит вполне прагматичный характер. Однако, молясь, человек задумывается над бытием своим и своих родных и близких, над правильностью поступков, мыслей, порывов. То есть во время молитвы каждый индивид сознательно или подсознательно осуществляет самоанализ жизненных перипетий, глубже осмысливает сферу человеческого бытия, задумывается над его смыслом, стремится к нравственному очищению, духовному самосовершенствованию.
Молитва как жанр имеющаяся во всех литературах мира. Присутствует она в поэзии Ш. Бодлера, И. В. Гете, Г. Аполлинера, П. Элюара. Находим ее в Г. Лермонтова, Ахматовой, Х.Ботєва. Ю. Чеховича, М. Эминеску. Художественные реализации молитвы присутствуют и в лирике многих украинских художников: М. Антиоха, Б-И. Антонича, М. Боєслава, Бы. Бойчука, Ю. Буряківця, Марты Калитовской, П. Кулиша, Натальи Левицкой-Холодной, Г. Лубкивского, И. Лучука, Оксаны Лятуринской, Есть. Маланюка, О. Ольжича, М. Руденко, Е. Сверстюка, М. Сытника, А. Стефановича, Г. Хоркавого, Бы. Чепурко, Д. Чередниченко, Т. Шевченко, Г. Штоня и многих других.
В активе В. Стуса тоже есть ряд стихов молитвенного направления. Молитвенная лирика рождалась, наверное, в самые драматические периоды жизни художника, когда душа наиболее открыта была Вселенной. К жанру молитвы в поэта отнесем стихи «Даждь нам, Боже, днесь!», «Мой сумасшедший Боже...», «Боже, не літості - свирепости...», «Господи, гнева пречистого...», «О Боже, тишины дай!», «Господи, Господи, не поминай...», «Только тобой белый святится мир...», «Возвелич меня, мама», «Ты, словно Богородица...», «Зеленая, голубая, прозрачная колокольня...» и др.
Противопоставляя молитву брани, В. Стус отмечает противопоставлении духовности украинского народа бездуховной тоталитарной власти, которая пытается подавить, подавить, вытравить дух украинского народа. Мат - это грязь, мерзость, низость. Молитва - это высочество духа, духовное очищение, самоанализ, связанный с затратами душевной энергии, реализация себя как личности. Дух молитвы очищающий, согревающий, освежающий - уверен художник. В этом можем убедиться, прочитав стихи «Горячая ложка ухи - как молитва...», «Папа молится Богу», «А где там мой старый отец умирает». Как уже было сказано, в В. Стуса есть целый ряд стихов молитвенного направления, но вышеупомянутые произведения по каким признакам не относятся к жанру молитвы. Вспоминаем эти произведения здесь лишь в связи с тем, что в них раскрывается отношение лирического субъекта к молитве и к медитативно-молитвенного процесса. В стихотворении «Горячая ложка ухи - как молитва...» художник сравнивает ложку горячей похлебки с молитвой в том смысле, что они одинаково освежают тело и согревают дух. Здесь В. Стус не противопоставляет духовное материальному, а рассматривает их в органическом единстве. Человек одинаково не может жить без материального продукта, как и без духовного, утверждает поэт в этом стихотворении.
В поэзии «Папа молится Богу» художником описывается молитвенный процесс в семье. Молится Богу не кто-нибудь, а глава семьи. Если уже отец стал к молитве, то в семью, видимо, пришло какое-то большое горе, ведь уважаемые мужчины, как более сдержанная половина рода человеческого, не так часто поминают имя Господне и не обращаются к Всевышнему с мелкими просьбами, придерживаясь библейских заветов: «не поминай имя Господа всуе». О том, что беда посели-лось в семье, свидетельствуют также другие признаки: «тоскует мама», «рыдает сестра». Эта поэзия свидетельствует серьезное, даже несколько благоговейное отношение человека к молитве и молитвенно-медитативного процесса в украинской традиции.
Стихотворение «О, Боже, тишины дай!» по жанру лишь отдаленно напоминает молитву. Этот лирический монолог тоже не имеет ничего общего с каноническим молитвенным текстом. Это, скорее, образец медитативной лирики, в которой имеется обращение к Богу. Художник устами лирического героя просит у Бога тишины, то есть смерти. Оппозиция человек и мир присуща мировоззрения поэта, где личность ведет постоянную борьбу за сохранение духовности. Современный поэту мир виделся ему в постепенной деградации человечества. Устав от жизненного водоворота, измученный «само-терзаниями в вымершему мире полулюдей-напівречей», лирический герой просит тишины, «останова», чтобы понять пережитое. Смерть он считает благословенным «само-исчезновением», а небытие «всегда безгріховним».
Поэзия «А где там мой отец старый умирает» очень коротко, но емко обозначает душевное состояние человека перед смертью. В последние часы своей жизни человек думает о своих детях, особенно, если эти дети находятся где-то далеко. С этими святыми мыслями и болями индивид обращается к Богу. Только в Боге ищем спасения перед встречей с Вечностью, то есть человек создан для Добра, а потому даже в свой смертный час тянется к нему, и никакие деньги и блага мира не стоят того, чтобы приобретать их, восходя дорогой Зла.
Литература
1. Бетка И. П. Библейские сюжеты и мотивы в украинской поэзии конца XIX - начала XX века. - Zielona Gora - Kijow, 1999. - 160 с.
2. Библия. - Объединения библейских обществ, 1990. - 1255 с.
3. Войтович В. М. Украинская мифология. - К.: Лыбидь, 2002. -664 с.
4. КостенкоЛ. В. «Вирлооке солнце...»//Украинское слово: Хрестоматия украинской литературы и литературной критики XX в. : В 3 т. - К.: Рось, 1994. -С.- С 205.
5. Костенко Л. В. «Умирают мастера, оставляя воспоминание, как рану// Поэзия: Лина Костенко, Александр Олесь, Василий Симоненко, Василий Стус. - 2-е изд., доп. - К.: Научная мысль, 1999. - С. 178.
6. Свидзинский А. Самоорганизация и культура. - К.: Издательство имени Елены Телиги, 1999. - 288 с
7. 555 английских пословиц и поговорок и их русские соот-ветствия. - Одесса: Экология, Букинтерправо, 1993. - 88 с.
8. Стус В. С. Сочинения в четырех томах шести книгах. Т.1: кн.1. - Львов: Издательское товарищество «Просвещение», 1994. -432 с.
9. Стус В. С. Сочинения в четырех томах шести книгах. Т.1: кн.2. - Львов: Издательское товарищество «Просвещение», 1994. - 302 с.
10. Стус В. С. Сочинения в четырех томах шести книгах. Т.2. - Львов: Издательское товарищество «Просвещение», 1995. - 430 с
11. Стус В. С. Сочинения в четырех томах шести книгах. Т.Н: кн.1. - Львов: Издательское товарищество «Просвещение», 1999. - 486 с
12. Стус В. С Глазами гуманиста // Стус В. С Сочинения в четырех томах шести книгах. Т. 4. - Львов: Издательское товарищество «Просвещение», 1994. - С 199 - 209.
13. Шевелев Ю. Яд и яд. О «Палимпсесты» Василия Стуса // Украинское слово: Хрестоматия украинско? литературы и литературной критики XX в. : В 3 т. - К.: Рось, 1994. - Т 3 . - С 366 - 395.
|
|