Теория Каталог авторов 5-12 класс
ЗНО 2014
Биографии
Новые сокращенные произведения
Сокращенные произведения
Статьи
Произведения 12 классов
Школьные сочинения
Новейшие произведения
Нелитературные произведения
Учебники on-line
План урока
Народное творчество
Сказки и легенды
Древняя литература
Украинский этнос
Аудиокнига
Большая Перемена
Актуальные материалы



Статья

Отечественные традиции современного украинского феминизма

Я. Казачок,

доктор филологических наук Киев



В сливе идеологий, появившихся в парадигме общественного прогресса, феминизм как многоаспектное явление: философско-идеологическое, литературоведческое, культурологическое, психологическое, конкретно прагматичное - активно акцентированный в общественной жизни. Генезис его литературоведческого аспекта прослеживается, по мнению І.Фізера, «в теории «аффективного» направления, начатой традиции филологов Александрийской библиотеки (IV в. н.э.)»[15; 55]. В XIX-XX в. феминизм спорадически заявляет о себе в большей или меньшей амплитудой в разном общественном контексте и культурологических інваріантах.

Родиной современного варианта феминистской теории с ее главными интересными фигурами принято считать Францию (Симона де Бовуар, Гелена Сіксу, Лусі Ірігерей, Юлия Крістева). В мировой, как и во французской культурологической и литературно-критической парадигме, их имена и произведения, однако, остались как литературные артефакты, в частности не нашли практического воплощения в академическом контексте вузов.

По мнению І.Фізера, этот контекст «заставлял интересных и интеллектуально одаренных женщин вступать в диалог с современными и предшествующими философскими системами, от Платона до Деррида, скорее, чем поспешно сводить феминизм к практическим программ»[15; 58]. Французский же феминизм сосредоточен на проблемах тендерной сущности женщин, причем определяет эту сущность то екзистенціонально (за Сартром), то психоаналитически (за Лакания), то исторически (по Марксу).

Постмодернистский феминизм (группа «Психоанализ и политика» Антуанетты Фук) и последовательницы Симоны де Бовуар были «равнодушны к исторической и социальной реальности женского опыта», - отмечается в «Энциклопедии постмодернизма»[14; 444]. Они считали психоанализ и философию существенными составляющими их эмансипации, последовали идеи французских представителей мужского пола: и Жака Деррида Лакона. Позаимствовав концепт различия Деррида (Элен Сісу), предложили термин I'ecriture feminine (женское письмо) и проанализировали его отличие от канонизированного мужского в литературе.

Англо-американские сторонницы феминизма обращали внимание больше на общественно-практическую сторону дела (Сандра Гильберт, Сюзан Губер), считали феминизм французских коллег соблазнительным и ампірним, не способным на создание собственной общественной философии, а таким, что заимствует ее в «мужских» теориях, которые одновременно пытается уничтожить. Считая главной функцией филолога преобразования литературных текстов на политическое действие, представительницы американского феминизма утверждают, что французский феминизм не способен выполнять такую функцию.

Американский тип теории феминизма сосредоточен на активной и равноправной роли женщины во всех сферах экономической, политической и культурной жизни общества. Он тяготеет к прагматической парадигмы, в то время как французский - к теоретической. В общем очень широкой является его программная амплитуда, которая нашла свою реализацию в десятках женских организаций, объединенных в структуру крупнейшей из них - «Ассоциации женских исследований». Они занимаются вопросами не только культурологического, но и общественно-прикладного характера: здоровье, геронтологии, в частности репродуктивными правами женщин, занятых в различных сферах науки и производства, спорта, быта, досуга, словом, прагматичными проблемами женщин в общественной и профессиональной жизни.

Есть и другой, противоположный полюс тендерной амплитуды американского типа. Организации, действующие в его формате, сосредотачивают свои усилия на идеологических, психологических или половых окресленнях тендерной свойства женщины против мужчины. Марксистская феминистическая парадигма предполагает ее абсолютное равноправие с мужчиной. Психологическая - физическую и психическую отличие. Лесбийская - не только утверждает это отличие, но и находится в полной оппозиции женщины к мужчине.

И все без исключения разновидности, как и оба типа, - французский и американский - имеют много общего. Феминизм как теория настолько многовекторный, что свести его к какому-то обобщения, что мало бы міродайний характер, очень трудно, как и отдать предпочтение кому-нибудь или хотя бы признать это право. Возможно, потому, что в традиции поколений принято учитывать естественные взаимоотношения мужчины и женщины, освященные большинством религий. Ломать их без надлежащего основания, которое имело бы не меньшую длительность, чем традиционное, кажется, не без оснований, многим делом по меньшей мере утопійною. Кое-кто даже считает это грубым попыткам ревизии истории, науки, языка, даже Библии. О том, что такое вмешательство (воздержимся от его оценок) происходило и происходит, свидетельствует появление и ощутимый резонанс бестселлера Дэна Брауна «Код да Винчи».

Возможно, поэтому от начала возникновения и поныне феминизм вызывает негативную настроенность как мужчин, так и большинства женщин. Этому способствует тот факт, что радикальный тип феминизма и его представительницы настаивают не только на признании отдельных особых общественных привилегий для женщин, но и права на признание всеобщей превосходства женщины над мужчиной. Радикальнее, с позиций марксизма настроен феминизм подчеркивает социальную обусловленность женского протагонизму в воображаемых эстетических конструкциях. Деконструктивна ветвь феминизма утверждает полную «инаковость» женщины в творчестве и в тексте. Еще дальше «продвинутый»феминизм лесбийского характера утверждает радикальную разницу самых «женских» и «мужских» текстов.

Заметим, что, несмотря на попытки феминизма присмотреть свой тезис в более глубокой исторической ретроспективу марксистско-социологические влияния в нем не просто очень ощутимые, но и имеют почти доминантный характер. Другое дело, эти влияния признаются поклонницами феминизма (как в американском варианте), или ретушируют его, что свойственно для отдельных представительниц современного украинского феминизма.

Эти общественно-интеллектуально-физиологические «вождения» поиски в современном украинском феминизме имеют свои особенности. На общественном уровне в посткоммунистическом обществе утверждалась модифицированная утопійно-коммунистическая идея о равноправии полов. В культурологическом пространстве она нашли свое проявление в основном в плоскости литературной критики и художественно-творческой практики, прежде всего в попытках хотя бы частичной, если не полной ревизии эстетического канона, его реформы с учетом в нем женской роли, отрицании традиций народничества, утверждении новых способов эстетического мышления.

Создателями украинского феминизма есть неординарные личности, талантливые, оригинальные фигуры: Соломия Павлычко, Оксана Забужко, Тамара Гундорова, Вера Агеева, Нила Зборовская и их младшие последовательницы, которым под силу оказалось ярко выразить женское начало и в философии и способе художественного мышления, и в непростой отрасли литературоведения, которая традиционно считается «мужской». Во многих случаях уровень литературно-критического мышления превосходит даже достаточно высокие образцы, является философски глубже и тоньше эстетично.

Украинский феминизм именно по этой причине стал заметным явлением в современной украинской философии, литературе и литературоведении, а не через несколько экзальтированно-епатуючу по характеру форму проявления. Он сделал весомый вклад в обновление основ и методологии идейно-эстетического мышления. Можно утверждать, что в большой степени, несмотря на другие факторы, современном феминистической движению принадлежит роль разрушения/созидания классического художественного текста, как и теоретико-эстетического мышления на принципах новой философии и методологии.

Показательно: если собственное разрушение осуществляют преимущественно мужчины («несерьезной» литературой Ю.Андруховича, «серьезной игры» - Є.Пашковського), то женщины пытаются творить новое (хотя не всегда на основе традиционного начала), дошукуючи неоткрытых глубинных и осмысливая запрещены ближе пласты, настойчиво осваивая мировой опыт и достосовуючи к нему украинский текст и эстетику мышления.

Современные поклонницы феминизма, как правило, - активные создатели его философского, литературно-эстетического и художественного пространства. Они отдают предпочтение серьезной литературе, пережитому стражданню, истинности любви, где основой произведения является внутренняя субъективная действие, состояние женской души, что стремится усвідомитися в мире слова. «Динамический переход из мира языка в внутреннюю событие, с внутренней события в мир языка является вполне закономерным для духовного поиска, когда появляется потребность живого смысла (смысла для конкретной жизни, конкретного человека, кровно связанной с Отечеством)», - считает Нила Зборовская [7; 9]. Безусловно, видится в этом уважение к традициям, в том числе национальных.

Это уважение ощутимо проявила себя в конкретике научной и общественной деятельности Соломии Павлычко. Она с кругом единомышленников подняла огромные «залежи» отечественного литературоведения, на равных вводя его в мировой дискурс и поднося к нему. «Соломия Павлычко, - замечает Л.Тарнашинська, - на убедительной фактуре тогдашнего (конец XIX - начало XX века - авт.) показывает не случайность того факта, что именно женщины пытались разрушить «господствующие идеологии» в сфере культуры»[13; 57]. Заметим, что это сказано автором в контексте анализа феминистских взглядов Натальи Кобринской.

Оксана Забужко, опираясь на націоцентризм мышления, открыла фундаментальные философские глубины духовной культуры, очертила в сложном полифункциональном сплетении между половых отношений суть, введя их к парадигме свободного/колониального миров, причин и следствий, футуристических просмотров трагедий национального масштаба. Глубину ее всесторонне аргументированных обобщений, несмотря педальовано-эпатажную форму, следует ввести в методологию современного мышления как такую, что не только возвышает, но и формирует идеалы и убеждения, как и положено философии. Логика доказательств, слишком безжалостна, порой страшная многоаспектная аргументация, реальность выводов ретушируют форму и характер выражения. Две колонны аркодужної феминистской теории О. Забужко - величие и трагизм порабощенной женщины/Украины - укорененные в глубины этноса и поднятые на вершину современного мирового мышления, в т.ч. и эстетического.

Выступая в обороне женского писательства, О. Забужко подчеркивает, что оно «среди славянских - отличается, пожалуй, едва ли не самой древней и самой мощной традицией»[6; 173]. Примером этому приводит скандальный стихотворный «пашквілюс» луцкой шляхтянки Елены Копоть-Журавницької (1575). «Благодаря этому, одному из первых в новой истории литературных судилищ, - иронично замечает Забужко, - («традиция», что в нашей жизни замыкается Д. Г. Лоуренсом, Г. Миллером и В. Набокову), зацілів и текст «подсудимого» стиха, в конце концов прекрасного и вполне врозуміливою для современного украинца языке написанного»[6; 173].

Писательница вводит в контекст украинского феминизма богатейшую фольклорную лирику, среди 230 тысяч которой около двух третей принадлежит женским голосам. Это «щонайбезпосередніша «прямая речь» тысяч и тысяч безымянных (исключения можно пересчитать на пальцах), не изредка и гениальных поэтесс, которые доносят до нас сквозь века живой и дотикальною чувственную ткань женской жизни»[6; 173]. Автор подчеркивает, что украинский модернизм своим появлением в значительной степени обязана первой украинской откровенно феминистической автору - Ольге Кобылянской, а несомненной недоступной классической вершины достигает в поэтических драмах Леси Украинки.

Собственно, жизнью и творчеством выдающихся украинских писательниц XIX - начале XX вв. - Кобринской, Кобылянской и Леси Украинки и оказывается наиболее выразительная признак современного украинского феминизма. Его представительницы прежде всего стремятся стать если выше, то не «над всем», а только над убожеством рутины, быть «самими собой» не для экзальтации, а чтобы составить органическое единство с мужчинами в деле общественном, прежде всего национальной. Стоять высоко, чтобы трудом и собственным примером составить духовный идеал для других, «рвать» их к труду, - в этом и основная черта современного украинского феминизма как составной части мирового прогрессивного общественного движения, которая коренится именно в отечественной традиции.

Заметим однако, что терминологическая перенасыщенность большинстве работ часто провоцирует семантическую непрозрачность и затрудняет вхождение феминистического корпуса наработок в практику высшей школы. Это, как и противоречиво заостренный характер, приводит к функционированию отечественной феминистской теории в определенном вакууме, усиленном традиционным скептицизмом или даже не восприятием широкой общественности. Остаются не услышанными (неопритомненими) в общественном рецепции даже наиболее положительные его достижения.

Контроверсионная траектория украинского феминизма объективно обусловлена многими факторами. Самые главные из них имеют явно идеологически-общественный характер. Они обусловлены позицией сопротивления к гнета или более поздних двойных стандартов имперского мышления и практики. Провозглашение женской общественного равенства и авангардной роли в советское время сопровождалось фактической дискриминацией женщины, ее жестоко грубой физической эксплуатацией. Искусственное лишение развитию интеллектуальных возможностей, замкнутость их в суженном идейном и информативном пространстве социалистической парадигмы как социального варианта имперской придавало стартовым позициям феминистской парадигмы также отчетливо контроверсионного вектора, проектируя не только определенные отклонения от канонов, но и инспирируя смелое этих канонов разрушения. В большой степени это влекло провокационно-раздражительный характер самой позиции, как и форм ее проявления, что затрудняет восприятие современниками даже совершенных проявлений мышления и творчества феминистического толка.

Особенно не «вписываются» в каноны современного мышления нетабуйованість его в представительниц феминизма. Ведь для народнического дискурса, в значительной степени не преодоленного до сегодня, найіманентніша черта - фигуры умолчания или прямого отрицания того, чего он не может осмыслить или ассимилировать. Осмыслить многим «традиціоналістам» позиции украинских представительниц феминизма - личностей с образованием и уровнем мирового масштаба - непросто. Трудно приравняться к женщинам, которые свободно владеют несколькими языками, а значит непросто понять, что именно их образование - как когда Кобринской, впоследствии Кобылянской, Леси Украинки, ее матери Елены Пчилки - раз и моделирует культуру поведения.

Но трудно также отрицать, что, несмотря на их понимание, восприятие или не восприятие современниками, именно они в наибольшей степени пропагандируют в настоящее время украинскую культуру в мире.

Немаловажное значение в осмыслении и практике украинского феминизма имеет внезапный во времени переход от упрощенного, спримітивізованого литературоведения с многочисленными лакунами пропущенных теорий до сложных, более широких, планиметрических овидів мышления постструктурализма, необходимость преодоления пропастей, переход в терминологический пространство принципиально иных измерений. Период адаптации имеет целый спектр поползновений, часто болезненных, эпатажным, провокационным, требует мозговой атаки, оснований для которой не обеспечивает существующая еще в значительной степени традиционная практика вузовских филологических курсов.

Несмотря на недостаточную задекларованість традиций современным украинским феминизмом, они ощутимы во многих онтологических признаках и чертах. В этом преемственность традиции отечественного феминизма как явления. Тендерные проблемы украинского феминистического движения в целом принципиально отличаются от подобных себе за рубежом. Для дискурса украинского феминизма с начала его возникновения было характерным развиваться не вопреки, а синхронно со всем общественным розвоєм украинства. В этом его особенность, но и причина того, что оно мало зауважене было и остается в мировой парадигме.

Среди особенностей отечественного феминизма было углубление в духовные и нравственные, а не прежде всего материальные проблемы человеческой личности. Отсюда интенции к духовному росту, поиски идеала для совершенствования, стремления в высшие сферы бытия, выработки из себя «целого мужчину». Реализация этих интенций оказывалась в среде интеллигентов прежде всего стремлениями общественной деятельности во имя становления национального. Средством для этого должна быть просвещение женщины, ее интеллектуальный рост, а уже затем ее участие в совершенствовании экономических сфер жизни, забота о воспитании молодого поколения.

Иван Дзюба считает, что это движение в своих началах оставался не замеченным в Европе и потому, что возник во времени, когда его острые волны уже шли там на спад. «Для европейских литератур конца XIX ст. (за исключением скандинавских) проблема современной женщины в социальном и идейном плане потеряла свою актуальность и остроту - и то не через жизненные, а через производные причины: «отработанность» темы, эпигонство емансипаторів, пересунення центра тяжести в декадентсько-эротической проблематики, наконец - общий идейный спад на рубеже двух веков и, возможно, отсутствие в это время писательниц такого сорта как Жорж Занд»[2; 566].

Уже в середине данного периода можно найти неточности, которые, однако, не станут предметом анализа. Для интеллектуалов типа и уровня Дзюбы в определенной степени свойственен точный и верный «закрой» более широких определений, в кругу которых часто неточность деталей трудно заметить. Назовем только, на наш взгляд, некоторую правильность/неправильность, отдельных из них. Это прежде всего «отработанность» темы, которая, заметим, будет актуальной еще длительное время в XX веке. Ольга Кобылянская является писательницей не низшего уровня, а более широких тем и проблем, чем Жорж Занд, глубокой психологии, разнообразной артистичности деталей. В чем безусловно можно согласиться с критиком, то это с мыслью о общий идейный (в Европе) спад и пересунення центра тяжести в декадентсько-эротической проблематики. Этот последний коснулся в украинской литературе больше «мужской» литературы, а в литературе феминистического направления оказывается значительно больше во временах нынешних.

К украинской феминистской литературы можно приспособить, хоть также с некоторыми уточнениями, слова Ивана Дзюбы относительно Кобылянской, что над ней не довлели общественно-эстетические тенденции и условности в псевдонародницькому стиле, «ее не злагіднювала видимость прогресса и не перевтомлювало ступенювання традиций - ею вполне овладела суровая страсть новопокликання, и она смогла сказать смелое и веское слово»[2; 566].

Много в украинской тендерной традиции, больше, чем в «маскулинной» (Забужко) уделяется внимания коллизиям поэтической натуры и грубости быта, неуловимого «нечто» души и «конского копыта прозы». Отсюда постоянное обличение духовного плебейства и противопоставление ему духовного аристократизма, взращивание, по выражению О. Кобылянской, «большой человеческой удачи», «резьба характера на широкую шкалу». Но когда ее герои выдвигают принципы и программу «быть самому себе целью», то в ней речь идет о свободе от рутины, рутины, а не от обязанностей перед украинским обществом. Именно это последнее и является доминантой, которой подчинено саморазвитие личности. Чтобы нести народу свет, надо прежде всего зажечь его в самом себе, выработать себя на «значительную личность», которая могла бы стать «пориваючим примером для общественности».

Именно здесь и разница между феминизмом европейского и украинского характера. Если для первого характерно «естетствуюче» окраса с несколько морализаторским оттенком, то для второго - социально-политическая и национальная наснаженість. Мотив развивания собственной личности входит лишь как важная составляющая идеи служения единицы народу, которая очень широко развернута в женской литературе излома веков, особенно в Ольги Кобылянской, Леси Украинки как величайших по силе таланта украинских феминисток. Можно сказать, что в творчестве этих писательниц соединились на вершине европейское и национальное. В повести «Через кладку» это выражено через образ Нестора Обринського, трогательный этично и высокий, хотя полемический, идейно, определенно эстетический художественно.

Творчество Леси Украинки, безусловно, вершинная в сочетании феминизма по-европейски с его имплицитно национальным началом, как и с началом общеэстетическим без разделения на «женское» и «мужское». Общественные проблемы - более того - поставлены и трактуются писательницей выше, чем в целом в тогдашней литературе. Движение к саморазвитию личности в ее фигуре достиг космических вершин, которые, однако, бездна укорененные в истории и судьбе украинского народа, в современные его боления и проблемы. Этот феномен тем круче, что современники (политические деятели, критика) не понимали Лесиной величия и не дали ей даже той крупицы внимания, недостаток которой очень болезненно она чувствовала. Описывая пятилетие со дня кончины поэтессы, говорит об этом М. Зеров. Но выражает одно из точных замечаний, что для творчества поэтессы «украинский читатель уже родился».

Вот, собственно, одна из тех проблем, ради которых и прошлый, и отечественный феминистическое движение в его художественных випвах «задыхался» - нехватка отечественного читателя, способного понять интенции автора. «Общие уговоры прошлого (1918 - автор) вернули украинской культурно-национальной работы многих одірваних ед почвы рабочих и многим раскрыли глаза, показав, что не только русская культура и русское писательство могут ответить на их духовные запросы. Украинский по происхождению и московский интеллигент по воспитанию массами начинает обращаться к украинского слова, обращается к украинской литературе, находит в ней интересные проблемы и оригинальное временем трактовка мировых сюжетов»[8;267].

Несмотря на такие высокие оценки и отношение к творчеству «на равных»(чего порой не хватает современным мужчинам-литературоведам), все же можно заметить, что критика гораздо меньше обращала (за исключением Ивана Франко, который очень трепетно относился к каждому малейшего проявления таланта женщин-художниц и пытался его развить и поощрить) внимание на произведения украинских женщин-писательниц. Значительно больше - на зарубежных. И не в первую очередь в этом причиной их качество. Николай Зеров, например, кроме цитированной упоминания, написал всего только короткое эссе «Леся Украинка и читатель» и шире «Критико-биографический очерк». Высоко, без «тендерных кивков» критик оценил творческий подвиг писателя. Лирику общественно-общественную называет сильной и смелой, интимную - по-женски нежной, очень трогательной. Отмечает, что в ней нет ни позы, ни бессмысленной экзальтации - только интеллект, поэтическая интуиция, глубокая нежность женской психики, сильная творческая воля, орлиный полет мысли, каждую мелочь жизненного боя умеет связать с вечными проблемами человеческого духа, с общечеловеческими трагическими коллизиями»[8; 401].

Однако значительно больше внимания в его наследии уделено темам и «мужским» личностям далеко мельче, а относительно «женских» - легкая, но болезненная ирония. Говоря о Наталье Романович-Ткаченко, критик отмечает, что в его творчестве «встречаем прекрасные, непретенциозные жанровые картинки и рядом с ними - несколько essais - так сказать бы - по психологии любви... Автор тратит на них силу сентиментального восторга, - и так много говорит красивых слов о том, «чего никогда не бывает в действительности... и вы сразу почувствуете себя где-то не очень далеко от блаженной памяти Квитки-Основьяненко»[8; 228].

Внимание преимущественно видным фигурам уделял и М. Грушевский, по достоинству оценивая их уровень. Так в некрологе на траурных собраниях Киевского научного общества осенью 1913 года сказал о творчестве Леси Украинки: «Глубоко национальная в своей основе, всем содержанием своим неразрывно связана с жизнью своего народа, с переживаниями нашего человека в нынешнюю сутки, это творчество переводила их на грунт вечных общечеловеческих соревнований, уясняла в их свете и связывала с вечными переживаниями человечности. Наше гражданство не успело идти за этим увлекательным, бурним потоком вдохновения, настоящий блестящей панорамой образов, что разворачивалась перед ним; этот высокий уровень идей, на который вела творчество покойной, был непривычен для его широких кругов... Смерть прервала эту путь в общечеловеческие просторы»[8; 403].

Значительно меньше внимания обращала критика на менее известных писательниц, хотя крупном вспышки их творчество обязано как подъему национального сознания по потере независимости после первой мировой войны (Дубина), так и наличия примера великих предшественниц. Критики-мужчины очень мало, разве что в аспекте специальных студий, обращаются к анализу «женской» прозы или о действительно выдающихся личностей, часто зарубежных писательниц. В монументальном наследии н. зерова есть только Кобылянская и Леся, На-таля Романович-Ткаченко; также в Евшана, Ефремова, не говоря о современной критике.

В «Истории украинской литературы XX века»[9] упоминается только Катя Гриневичевой. Несколько презентабельнее выглядит женская проза в антологии «Библиотека украинской литературы». Том «Украинская новелістика конца XIX - начала XX вв.» содержит произведения Елены Пчилки, (Ольги Косач), Натальи Кобринской, Наталки Полтавки (Кибальчич), Ульяны Кравченко (Юлии Шнайдер), Любви Яновской, Днипровой Чайки (Людмилы Василевской), Катри Гриневичевой, Грицько Григоренко (Александры Косач-Судовщиковой), Евгении Ярошинської, Надежды Кибальчич, Христе Алчевской, Натальи Романович-Ткаченко. Однако сказанное о видных представительниц украинской литературы относительно мировоззрения, интенций и характера творчества, поисков инвариантных форм в эстетике можно приспособить к представительницам литературы «узкого» масштаба, поскольку без надлежащей почвы не бывает высокого качества плода.

В оценке тендерных достижений литературы Восточной и Западной Украины нет однозначности, надлежащего чествования западноукраинских писательниц. Сергей Ефремов, например судит неправомерно предвзято, будто на востоке «женский вопрос в его специфических формах никогда не стоял очень остро: в трудовых обстоятельствах крестьянской жизни, как и в интеллигентных кругах, женщина уважалась здесь просто за товарища, за «жену» мужчине, и в постепенном гражданстве никто не посмел выступать против женщин в общественных делах»[4; 514]. На самом же деле привнесения социального элемента приводило даже к неадекватным проявлениям феминизма, как гражданские браки, терроризм, тройные семейные отношения, нравственный и мировоззренческий нигилизм и т.д.

Насчет Галичины - по устоявшимся стереотипом Ефремов судит о немецкие и польские влияния. «Много фарисейской было в отношениях к женщине у того гражданства, другую прилагало мерку к мужчинам, другую к женщине, и в воспоминаниях Драгоманова найдем не одну дошкульну иллюстрацию к положению женщины»[4; 514]. Видим и здесь несколько предвзятый подход как к писательниц, так и галицкого феминизма. Одновременно критик высоко ставит Кобринскую как художника, гражданина, хоть и с народнических позиций осуждает литературную сказку как модернистский туман и мистику: «Кобринская писала на «боевые» для галицкого гражданства темы, как женская эмансипация, новые направления в общественных настроениях, психология пережитков прошлого перед новыми событиями и т.д. и умеет сделать это не переходя на поле публицистики, оставаясь настоящим художником»[4; 51Ь].

Обращает на себя внимание высокая оценка творчества А. Кобылянской Николаем Євшаном, совершенно без внимания, что она «женская», сравнивает к старинной музыки, спокойной, что, словно шелком, расплывается по душе и теряется мечтами: «Как далеко ведет она нас от базарного вой шарманки, от нервов и истерии во всех ее проявлениях, - от всего того, что так яростно начало подгрызать и нашу литературу в последние годы... Ся музыка не усипляє, а, вечно напоминая о красный мир, гармонию, красоту, - напоминает тебе самого тебя и твой главный долг: борьбу за свою красную душу. Она відграничує тебя от всего громкого, болезненного, негармоничного, охраняет твою душу, но и требует, чтобы ты был добрый, чтобы ты боролся за свое содержание, за свое развитие, чтобы ты врывался на ту дикую скалу, где веет свежий ветер, и душа может быть обновлена и чистая»[4; 484].

Евшан отмечает, что «женщины Кобылянской никогда не спішаться с признания своей любви ни с тем, чтобы как можно скорее выйти замуж. Они забагаті духом, гордые. Собственно, гордые, но не заносчивые высокомерием гуси... они умеют ценить себя, поэтому никогда не «летят» на первую приманку мужчины, - его красоту и безглядність... Интенсивной работой над собой, виховуванням себя, організованням своей души в направлении чистой духовной культуры, наконец врожденной чистотой души они побороли в себе ту, что так скажу, низкую смысловую природу, они умеют властвовать над своими страстями и аффектами, поэтому они такие сильные»[4; 487]. Однако, выделяя героинь Кобылянской, в остальном стоит на противоположной позиции, уверяя, что женщина сама виновата, когда на нее падает нечистый взгляд. Творчество Кобылянской противопоставляет нечистому, нескристалізованому струи литературной жизни на Украине как независимую от литературного рынка, отделенную от публики и ее восприятия.

Крупнейшая из причин недостаточной популярности украинского феминизма, как современного, так и начала XX века, несмотря на его значимость, ощутимый вес, кроется, очевидно, в определенном игнорировании отечественного опыта феминизма как идеологии, общественного движения и особенно художественной практики. Между тем для него характерна принаявність особенно гармоничного сочетания общественного начала и творческой практики с национальной идеей, моральными образами, присутствием просвещения. Если философские обобщения вследствие несовершенного научно-теоретического пространства не так отчетливо задекларированы, то все же они не только имманентно присутствуют, но и выходят далеко за пределы тендерных инспираций, творят связка с общими социальными, находя эстетическое проявление в художественных текстах.

Несмотря на теоретическую авангардность современного литературно-критического и эстетического феминизма, ему не хватает таких признаков, как прежде всего умение ставить на первое место не особенности женского мышления и поведения, а поднимать рядом с мужчинами общечеловеческие и национальные проблемы, оставаясь во всем остальном в своей природной инаковости. Попытки современного литературоведения увидеть в нем и даже привнести в него элементы лесбийского феминизма кажутся неправомерными и поэтому вызывают ощутимое сопротивление общественной рецепции.

«Располагая себя исторически в отношения к кризису ума, - читаем в «Энциклопедии постмодернизма», - постмодернистские феминистки поставили себе целью вывести на поверхность внутренние противоречия метафизического дискурса, который отдает предпочтение субъекту уверенности (cogito), то есть бестелесной и універсалізованій сознания, что идентифицируется как мужская» [14; 414]. Акцентирование отечественной традиции что-злагіднило бы категоричность позиций современного феминизма, згармоніювало его и эстетично увиразнило.

Таким образом, украинский тендерный философский, общественный, культурный литературно-критический и художественно-текстовый пространство на фоне мировом представляется как некий конгломерат рассмотренных выше тенденций и теорий. Каждая из них нашла свое отражение в той или иной форме. Несколько доминирующей выдается радикальная тенденция. Есть также ряд специфических признаков и проявлений, которые сделали украинский феминизм очень заметным и интересным явлением. Это прежде всего его философский, литературоведческий интеллектуальный потенциал, тяготение к современному мировому теоретического контекста, эстетический уровень тек-сту, стремление выйти за рамки канона, как и национальное начало, в частности в его фольклорном інваріанті. Главные представительницы украинского феминизма - высоко интеллектуальные, талантливые личности, одаренные как способностью к теоретическому мышлению, так и художественно-эстетического. Первый обеспечивает ввод украинского литературного феминизма в обще-философский дискурс, второй эстетически его подчеркивает.

Нельзя не отметить, что и в общественной деятельности, в том числе и в изгнании, женщины-украинки продолжили в продолжительности идейные и моральные принципы движения, пионеркой которого были зачинательки украинского феминизма. Одна из самых ярких фигур - Маруся Бэк (с Войтовичей) - доктор права, адвокат в автомобильном промысле, знаменитый двуязычный оратор, участница всех украинских служб, дипломатка, «Женщина прогресса» и «Женщина года» в Детройте, пятикратная депутат города, глава города. В украинском мире эта фигура не имеет параллели как «целая организация, которая уже вошла в историю украинского поселения и которую будущие украинские историки будут ставить за образец правильности и правдивости теории д-ра Луки Мишуги о «две родины». Самой яркой чертой Маруси Бек Иван Кедрин считает ее жизненный оптимизм и удивления достойный активизм. Стопроцентная идеалистка, она удивительно умеет сочетать его с прагматизмом активного политика, стопроцентная звеличниця принципов морали в частной жизни и враг макіявелівської тезиса, что «цель освящает средства», - она также признает принцип компромисса, без которого нет жизни в семье, общине, государстве, мире»[10;380-381].

Все больше становится предметом исследования роль женщин Западной Украины в развитии национальной идеи, в частности многочисленных представительниц «женской» прозы и поэзии. Они создали поразительный текстовый плато. Речь идет об Анне Павлик, Евгению Ярошинскую, Ольгу и Михайлина Рошкевич, Софию Окуневську-Морачевську, Ульяну Кравченко (Юлия Шнайдер), Климентину Попович и другие. Из более позднего поколения - Елены Вергановської, Дарье Віконської, Катри Гриневичевой, Миле Дороцької, Владимиры Жуковецкой, Марии Козоріс, Хариты Кононенко, Наталены Королевы, Марии Крушельницкой, Ярославы Лагодинської, Софии Парфанович, Дарье Ярославской и многих других.

Подытоживая сказанное, можно утверждать, что в целом в современной украинской тендерной парадигме можно выделить наиболее выразительные аспекты: философский, литературно-критический, художественно-эстетический. Главные представительницы добиваются определенного взаимного проникновения этих аспектов, выступая с большим или меньшим успехом в нескольких одновременно. Однако, кажется, украинский феминизм в своей целостности имеет несколько корпоративный характер. Количество представительниц феминистской «корпорации» не слишком многочисленная, и объединяются они вокруг нескольких выше названных фигур.

Владение современной терминологией и технологиями анализа вводит украинский литературный феминизм в мировой дискурс. Художественные тексты преподносят ее до должного мирового Текста. На наш взгляд, по качеству они, как и теоретические опыты, не уступают лучшим образцам «мужской» литературы. Однако, укоренившийся в отечественную традицию, современный феминизм одновременно в большинстве своих проявлений декларирует инспирации определенной отстраненности от него, стремление во что «одеться» в постмодерне одежды. Поэтому, несмотря на высоту и глубину своих осягів, имеет в определенной степени подражательный характер, обречен на вторичность в мировой рецепции и изолированность в современном украинском культурологическом пространстве. Обращение к истокам отечественного феминизма, шире введения его достижений в современный тендерный литературоведческий контекст способствовало бы приближению осягів феминизма к более широкой аудитории.

Литература

1. Агеева Вера. Интеллектуальный портрет // Женщина как текст. - К.: Факт, 2002. - С 94-113.

2. Дзюба Иван. Несколько сопоставлений (читая О. Кобылянской) // Иван Дзюба. Из колодца лет. - Т.2. - К.: Обереги - Геликон, 2001. - С 562-577.

3. Николай Евшан. «Через кладку»(про последнюю повесть Ольги Кобылянской) // Николай Евшан. Критика. Литературоведение. Эстетика. - К.: Основы, 1998. - С 483-489.

4. Ефремов Сергей. История украинского писательства. - Раздел XIII. - К.: Фемина, 1995. -С. 500-531.

5. Женщина как текст / Сост. Людмила Таран. - К.: Факт, 2002. - 206 с

6. Забужко Оксана. Женщина-автор в колониальной культуре, или знадоби к украинской тендерной мифологии // Забужко Оксана. Хроники от Фортинбраса. - К.: Факт, 1999. - С 152 - 194.

7. Нила Зборовская. Пояснения к тексту «Украинская реконкиста»// Нила Зборовская. Украинская Реконкиста. - Тернополь: Джура, 2003. - С 4-10.

8. Зеров Николай. Леся Украинка. Критико-биографический очерк // Зеров Николай. Украинское писательство. - К: Основы, 2003. - С 383-417.

9. История украинской литературы XX века. Книга первая. - К.: Лыбидь, 1993. - 780 с

10. Кедрин И. В пределах интерес. - Нью-Йорк-Париж - Сидней - Торонто: Научное общество им. Шевченко. Библиотека украиноведения, 1986. - С 379-382.

11. Кобылянская О. Немного об идее женского движения // Сочинения: В 5 т. - К., 1963. - Т.5. - С 156-157.

12. Соломия Павлычко. Феминизм / Предисловие и составление В. Агеевой. - К: Основы, 2002. - 243 с

13. Таран Людмила. Соломия Павлычко. Дискурс личности // Женщина как текст. - К.: Факт, 2002. - С 53-58.

14. Феминизм и постмодернизм // Энциклопедия постмодернизма. - К.: Основы, 2003. - С 444-445.

15. Физер И. От Афин до Чикаго (про современное американское литературоведение) // Урок Украинской. - 2005. -

№ 5-6. - С 55-59.