Против вітру
Последний день марта еще от востока солнца обещал быть
теплым и солнечным. Розовый, как личико ребенка, горизонт легко и непринужденно
простирался ген над Днепром, небо чистое, голубое, как оконные стекла в доброй
хозяйки перед Пасхой. Ни шороха ветра, ни прохладного дыхания. Весна!
Первые
прохожие, что спешили к труду, наслаждались теплом весеннего дня. Киевские
модницы наконец-то дождались показа новейших моделей обуви и одежды, шелк
блестящих волос выигрывал под несмелыми солнечными лучиками. Весна!
Птички
щебечут, дети смеются, старики усаживаются на скамейки, подставляя свои
морщины до благодатного солнышка. Так продолжалось несколько часов.
И вдруг, словно кто темным холодным покрывалом закрыл
над Киевом небо. Враз посерело, потемнело. Первые ростки травы где-то исчезли,
сощурились, птички стихли, дети и старики попрятались в теплых комнатах, модные
платья вздыбились парашютами. Не смотря на то, что была хорошая середина дня, в
офисах и в квартирах повмикали свет, потому что читать и писать при таком стемнінні
было невозможно.
В транспорте резко увеличилось количество пассажиров
которые впопыхах начали застегивать все пуговицы, натягивать на головы капюшоны,
доставать из чемоданов и сумочек зонтики.
И ба! Этого было мало, потому первые капли весеннего
дождя быстро сменились таким густым и хлопьями снегом, что все внезапно забіліло, задрожало
в холоде, признаки теплого весеннего дня исчезли, исчезли, словно кадры в
кинофильме. Снова зима.
Метель рвала на куски остатки весеннего дня, небо
гудело колокольней, ветки уже было звеселілих яблонь и вишен отяжелели белым
толстым слоем снега. А с неба все сеялось и сеялось холодным мокрым снегом.
Тут же не замедлил спутник всех погодных неурядиц
на дорогах - пробки.
Автомбили, словно телята в стаде, сбились в густую
непроницаемую кучу, тревожно ревели, сигналили, пинали друг друга бамперами, но
от того сбивались еще в пьнишу груду металла, нетерпения, отчаяния.
На Московской площади при хорошей погоде непросто
проехать (идет строительство станции метро), а уж про такую ненастье, то и
говорить не стоит. Поэтому водитель нашей маршрутки выключил мотор, оперся головой на
руль и дремал себе.
Пассажиры тоже смирились с судьбой и забавлялись кто чем
мог: молодая кокетливая женщина все пыталась продлить на острых коленях темную
юбочку, юноша, что сидел пороч с ней, все пытался уговорить кого-то по
телефона подождать и не принимать похаплививх решений. О собеседника, скорее
собеседницу, не трудно было догадаться. Тетка с большими плетеными корзинами
наверное ехала до внуков, наверное сильно опаздывала, потому что каждый раз тревожно
вздыхала: «Ой, Божечку мой». И вдруг и эти признаки движения прекратились и все пассажиры,
комбинированные безповоротністю своего положения, изнуренные ожиданием, холодом,
раздражением, тоже начали дремать.
Вдруг в одночасі все встрепенулись от звонкого, словно
первая жаворонково песня, детского голоса.
- Мама, мама, посмотри. птичка летит!
Все
закрутили-завертели головами. Те, что сидели у окна, вплоть приплюснулися к
шибы, мужчина в капелюся спросонья даже под сиденье заглянул, но никто
ничего не увидел. А ребенок все орал:
-
Мама, мама, птичка не упадет?
В детском голосе было столько тревоги, столько боли,
что кое-кто из пассажиров аж сорвался с места. Вскоре каждый взглядом отыскал в
снежном небе черную комочек, беспомощно пыталась преодолевать холодный,
заснеженный простор. Мальчик взгромоздилось с маминых рук, стало ножками на сиденье и
нетерпеливо тицяло растопыренной пухлой ладошкой в окно. Мама тихо и ласково
успокаивала малыша, а взрослые говорили, комментировали, каждый готов был
докричаться сквозь метель до небольшого комочка в мартовском небе, там,
в серой вышине, начала борьбу со стихией.
Видно, она летела долго, видно, устала очень, потому
взмахи крыла были медленными, осторожными, экономными. Однако этого было мало.
Чтобы продвинуться сквозь плотную завесу, ей нужно было больше силы, могущественнее
взмах крыла. И ба! Метель лютым врагом набрасывалась на птичку, терла
колючими комочками снега по крилоньках, змотувала в липкое пряжа пор’їночки.
Когда заметили птичку, она висела как раз над «Рошеном».
Она пыталась найти спасение, но ждать его было неоткуда. Собратья ее
или уже спрятались в густых верболозах, предусмотрительно выжидали ненастье
где-то в уютной тайнике. А этот смельчак или безумец прокладывал себе путь сквозь
бурю, сквозь снега, воевал за свою свободу.
Парень на переднем сидении скреготнув зубами, тихо
выругался. Дядя в шляпе комментировал: «Ему надо уйти в штопор, а затем в
пике». Женщина, видно ему не чужая, буркнула:
- Кому что, а ему штопор.
- Да не цепляйся ты, - незлостиво
защищался мужчина.
Тетка с корзинами кончиком платка вытирала слезу,
что-то молитвенное шептала пошерхлими губами. Малыш громко заплакал.
И вдруг птица, словно вобрала в себя поддержку
людей, резко тріпнулась вниз, и там, видимо, почувствовала меньшую силу ветра,
слабее сопротивление. Веселее замахала крылышками, и медленно начала продвигаться
вперед, параллельно нашему автобусу. Шофер, не реагируя на сигналы других
автомобилей, ехал медленно, так, чтобы можно было видеть, как птичка летит. А
оно, маленькое, уставшее, но счастливое в сером снежном небе, весело
прощально помахало нам крылышками и исчез за горизонтом.
В салоне стало яснее и теплее. Тете с
корзинами дама в короткой юбочке предложила взять одну из них себе на
руки. Парень с первого сиденья резко сорвался, уступая место женщине, которая
вошла в салон. Женщина, которая шпиняла дяди в шляпе, угощала малыша
конфетой. Все заясніли улыбкой, добротой, лаской.
Шофер подмигнул в зеркальце над головой:
-
Следующая остановка - «Дружба
народов».
Н.Л.Пукас