Дикий гусь - это настоящий гусь, только дикая.
Ее можно есть, как и домашнего гуся, с жареной капустой или с яблоками, с гречневой кашей и так.
Разница между диким гусем, домашним гусем и дикой уткой такая, что дикий гусь никогда не плодится у нас на базарах, и для того, чтобы ее жарить даже так, без жареной капусты и без яблок, - ее обязательно надо охотиться.
А охотиться на дикого гуся не легко, потому что она у нас на Украине очень-очень редко водится, а только перелетает весной на север, а осенью - на юг, - следовательно, только ранней весной и поздней осенью можно похвастаться, что:
- И, мол, гусей там набил! Приходите!
Говорим мы это без всякого хвастовства, говорим мы это из скромности свойством, как вы знаете, присущей каждому настоящему охотнику.
Мы с приятелем охотились поздней осенью дикие утки на реке Оскол, на Куп'янщині.
Река Оскол - чудесная речка с прозрачной, ласковой водой, с камышами и пахучей осокой по берегам, с заливами и рукавами, с широкими на левом берегу лугами, что смотрят на мир божий бесчисленными глазами-озерами, поросшими зелеными-зелеными шелковыми ресницами.
Да и не только этим славна река Оскол, а славная она больше всего тем, что водится в ней очень редкая рыба - верезуб.
А может, и не верезуб, а что-то другое, только я прекрасно помню, что один рыбак очень давно нам рассказывал, что в их Осколе такое плавает, что больше такого нигде не плавает.
Ну, бог с ним, пусть плавает.
Охотились мы, значит, охотились там дикие утки, долгонько что-то охотились и заполевали дикого гуся - казарку.
Правду, как и всегда, говоря, дикая гусыня та мимо нас и не летела, и не плыла, однако мы ее заполевали.
Как это делается, говорить не буду, ибо у всякого охотника в охоте есть свой стиль, следовательно, трудно мне все это типизировать, чтобы всем было понятно.
Заполював гуся мой приятель, потому что у него было больше патронов, а я кошелек забыл дома.
Но он меня успокоил.
- Ты, - говорит, - не волнуйся i из зависти не мрачней: есть будем вместе!
Казарка была бита в крыло, а так больше ничего в ней не было прострелено, и она себе ходила, и пока мы собирались ехать на станцию, ходила по дому и начала уже кушать хлебные крошки и пить воду.
Мы долго собирались выезжать на станцию, долго и очень любо и мило прощались с хозяевами, где остановились, потому что очень они были симпатичные люди, потом пели той, как бишь она? - и той, что вот:
Где ты, хмеля, хмеля, зимовал,
Что и не развивался...
Как ехали на станцию, пели уже не про хмель, а про огурчики:
Сама буду поливать
Мелкой слезой...
А хозяин, сидя на телеге, очень громко и высоко-высоко выводил:...сльо-о-с-о-о-о-о-о-й!
Так громко и так высоко, что из дворов выскакивали люди и смотрели нам вслед.
- Что оно такое? - спрашивали они.
- Охотники поехали!
Пели мы до самой станции.
На станции сердечно попрощались с хозяином и сели в вагон.
Нам с приятелем хотелось петь еще и в вагоне, но на боевые и героические песни у нас не хватало уже в голосах металла, и мы смогли только на грустно-минорное:
Думы мои, думы мои,
Беда мне с вами.
Дошли до вопроса:
Почему вас беда не усыпило,
Как своего ребенка? -
и замолчали.
Позіхнули и сказали друг другу:
- Будем, пожалуй, спать!
А гусь-казарка с нами.
Устраиваемся мы спать.
Корзины, куда бы можно было посадить казарку, у нас не было, к авоськи в то время человечество еще не додумалось, так что возникла проблема, куда пристроить гуся.
Ехали мы в мягком вагоне.
Приятель таки додумался.
- Я, - говорит, - возьму ее к себе на верхнюю полку! За мной она и будет сидеть! Сплю я не очень крепко, скорее - чутко я сплю, я и утихомирю, как она забеспокоится!
- Ну, - говорю, - хорошо!
Заключались.
Проснулся я утром, смотрю - сидит мой приятель, спустившись с верхней полки ноги, и мурлычет:
Почему вас беда не усыпило,
Как своего ребенка?
- Чего, - спрашиваю, - такой печальной, да еще и утром? Приятель, ничего не говоря, протягивает позади себя руку, что-то такое берет и показывает. Смотрю: казарка. Но уже не живая, а мертвая.
- Упокоилась, - спрашиваю. - Как же это так?
- Получается, - говорит, - усыпил! А я же сплю не очень крепко, скорее - я чутко сплю! I вот видишь!
- И вижу, - говорю. - Ты пел бы уже:
Почему вас беда не усыпило,
Как я дикого гуся?
Дискуссии о том, как считать теперь гуся: забито на охоте, то есть она законная дичь, она упокоїїлася собственной смертью, то есть она дохлая, - продолжались недолго.
Принято было считать ее законной дичью же ее таки было, хоть и на крыло, но подстреленно, и что она, как очень часто случается с підранками, потом потихоньку дошло.
А о том, что казарка спала с приятелем на верхней полке, в мягком вагоне, в поезде Купянка - Харьков, забыть и никому не говорить.
Так и сделали.
Гуся съели по приезде на второй день.
Все крепко хвалили очень гуся, а хозяйка отрезала у нее крылья, сложила их веером, и принялась прибивать их как раз против письменного стола в кабинете моего приятеля, чтобы и кабинет украсить и чтобы крылья те постоянно напоминали ему счастливую охоту на диких гусей.
Приятель смотрел на такое к себе внимание и ласково и говорит жене:
- Спасибо тебе, мое сердечко, за такое твое внимание ко мне, но я очень тебя прошу: прибий эти крылышки у себя над туалетным столиком, потому что они очень красивые, они так украсят твою комнату! И еще до того это будет мой тебе, мое сердечко, скромный подарок.
И поцеловал мой приятель свою симпатичную жену.
А она его поцеловала.
Как противники весенней охоты вообще, мы больше всего охотились дикие гуси осенью, когда они летят на юг, останавливаясь у нас, чтобы отдохнуть и попастись на изумрудных врунах буйной озимых.
Ночью они пасутся, а днем прилетают на озера и плавают себе, весело гогоча.
Одно плохо, что никогда они не плавают у берега, а плавают среди озера, озера выбирают большие, так что охотиться на них очень и очень нелегко.
Дикий гусь - птица крайне осторожная и весьма осторожная, подкрасться к ней трудно.
Случайно, понятное дело, на вас может налететь стая гусей, иногда случайно можете наткнуться на гусиную стаю, неожиданно выплыв из-за камыша, но что это за охота, когда оно случайное.
Настоящий охотник на случайность не рассчитывает, ему интересно охотиться по определенному плану, по определенной системе!
Случайно можно и тигра бахнуть, но в этом случае никто не даст вам названия:
- Тигриная смерть!
Одной благодатной осени мы с приятелем решили поохотиться дикие гуси как следует, по-настоящему.
Мы знали большое озеро, где ежегодно гуси осенью останавливались и жили недели две, а то и больше.
Мы Говорили про охоту на гусей, сидя на лугу, под стогом сена, вечером, после того, как постояли на утином перелете.
Был еще с нами чудесный охотник, Иосиф Евдокимович, у которого мы останавливались, приезжая из города на охоту.
Слушал он, слушал наши споры, а потом и говорит:
- Нет, ребята! Дикий гусь не такая вещь, чтобы так легко его подстрелить. Дикий гусь - зверь очень мудреный и подлезть к ней никакого способа нет! Сорок два года я охочусь, видел тех гусей тут на озере уйму, а чтобы хоть одну подстрелить, и так-таки и не застрелил. А один способ, чтобы гусей настрелять, знаю. Господин один когда сюда к нам приезжал из города. Да! Это было еще, вот не припомню, после турецкой войны, после японской. Нет, мать-таки, после японской! Да-да, после японской, потому что после турецкого я еще парнем был, а после японской Василия моего мы крестили. После японской, значит. Да! Так господину поэтому очень хотелось гусей настрелять! Вот он и придумал. Взял большую бочку, обтикав ее всю бурьяном и среди озера и затопил. Набросал на дно тяжелого камней и затопил среди озера. Так, чтобы можно было в нее влезть, сидеть и стрелять. И сделал он это задолго перед тем, как гуси прилетают, чтобы птица привыкла, что то торчит в озере. Тогда она не будет бояться ни садиться возле бочки, ни подплывать к ней, а озеро, вы же знаете, хоть и великое, так неглубокое, поставить среди бочку можно. Поставил он...
- Ну, и настрелял?- с интересом спросили мы.
- Настрелять, что и говорить, не настрелял, потому что в субботу перед воскресеньем, когда он должен был приехать и в бочку садиться, зловредные ребята из бочки камни выбросили и целую ночь с той бочкой в озере возились! А способ, сами видите, очень хороший!
Мы ухватились за этот способ.
Достали подходящую бочку, поставили ее, набросав на дно большого камня утыкали бурьяном, среди озера, за неделю примерно до того, как должны были прилететь гуси.
Приятель на то время взял себе отпуск и наблюдал за бочкой, чтобы, часом, ребята не пошутили, как того господина...
Поставили мы ее в воскресенье.
А на второе воскресенье должен был приехать и я, - предполагалось, что через неделю уже будут гуси.
Я приехал в субботу вечером.
- Гуси, - говорит мне приятель, - появились. И не очень бочки боятся! Подплывают к ней и, летая на озеро, не боятся возле нее садиться. Сегодня уже можно в бочку садиться. Так как мы будем, - спрашивает приятель, - будем тянуть жребий, кому первому садиться, или как?
- Садись, - говорю, - ты первый, а я завтра ночью сяду,. потому одпросився я до вторника.
- Хорошо!
Так вот мы и решили.
Тогда, правду говоря, не очень придерживались святого охотничьего правила, а именно: идешь на озеро, так заряжай ружье хорошо и не слишком заряжайся сам.
Выскочило это правило у нас тогда из головы.
Перед выходом на озеро сели мы ужинать.
Долго ужинали, потому что идти садиться в бочку надо было перед миром - не ложиться же спать, а то еще проспишь! Вот мы и ужинали!
Перед рассветом вышли.
Ружья, хоть и трудно было идти, мы, однако, взяли, приятель взял с собой в бочку еще бутылку того, что греет (на случай, если замерзнет!).
Пришли мы к озеру, там немало повозились, пока приятель в лодку сесть попал, а все-таки, в конечном счете, попал...
Отвез я его к бочке.
Возле бочки тоже немало хлопот было, пока я его в ту бочку посадил.
Посадил и поплыл к берегу.
Не успел я отъехать с полсотни метров, слышу, кричит:
- За твое здоровье! Холодно! Доехал я до берега, подтянул лодку и сел под копной.
Поступил Иосиф Евдокимович. Сидим, курим. Когда это:
- Рррятуйте! - крик с озера:- Перрекинулась! Рао-ненія потеряв!
- Бреди, - кричу, - к берегу!
- Не дойду! - кричит. - Мулько!
Мы с Иосифом Евдокимовичем на лодки - I до бочки...
Подъезжаем, бочка плавает, а приятель все чего-то хочет окунуться.
- Чего ты будто нырнуть хочешь? - спрашиваем.
- Г-г-г-ушниця нырнула!
- Ну, влезай на лодки!
- А г-ружье?
- Потом ружье!
Втащили мы его на лодку, транспортировали к берегу.
Сел он под копной, зубами лязгает.
А тут уже и солнышко выглянуло...
Разделся Иосиф Евдокимович, сел на лодку, поплыл на то место, где стояла бочка, слез с лодки, побродил немного и вытащил ружье.
- Чего тебе, - спрашиваю я приятеля, - черти перебросили?
- Ба-ба-ба-ла-лансу не получилось!
- Ну, выпей, согреешься, у тебя же там есть? - говорю ему.
- Нет!
- Нырнула?
- Нет, еще до того, как перевернулся, нырнула!
- Ага! Понимаю! - говорю.
А гуси летят, а гуси летят!
И все на том месте, где была бочка, садятся.
- Ну, что же дальше? - спрашивает приятель.
- Кричи, - говорю:
Гуси, гуси, гусята,
Возьмите меня на крылышки -
И понесіть к матушке.
- К матушке, - говорит он, - далеко! А вот если бы на печь! ...
1946
|
|